– По крайней мере видно, что у него еще остались артиллерийские снаряды, – сказал он Якубу и детально объяснил, что им следует делать дальше.

– Мы здесь в полной безопасности, – неуверенно заметил Якуб. – Река через некоторое время вынесет нас на берег, и мы будем идти, как люди, а не плавать, как игуаны.

– Это невозможно, пока мы не доберемся до порогов Шаблука, где этот естественный плот непременно будет разрушен. Ты же знаешь, что эти пороги – вместилище самых кровожадных и злых речных джиннов.

Якуб какое-то время напряженно размышлял над этими словами, а потом торжественно объявил:

– Храбрый Якуб не боится злых джиннов и поплывет вместе с вами до города, чтобы не оставлять без присмотра.

Надутые воздухом бурдюки почти наполовину уменьшились, и им пришлось еще раз надуть их, пока плот не достиг опасного участка реки. К тому времени луна поднялась высоко в небо, и хотя дервиши еще долго не прекращали артиллерийский обстрел, они уже явственно различали смутные очертания города, даже видели огоньки костров, на которых осажденные готовили себе еду, и покинули плот. На сей раз Якуб просто демонстрировал чудеса храбрости, и Пенрод показал ему, как нужно двигать ногами, чтобы держаться на воде и плыть по течению.

Через несколько напряженных минут капитан с облегчением ощутил под ногами дно, отшвырнул спасительный бурдюк и помог Якубу выбраться на берег.

– Бесстрашный Якуб победил всех злых джиннов и крокодилов в этой мелкой воде, – самодовольно заявил араб, кивнув на реку после того, как с большим трудом выбрался на скользкий берег.

– Якуб должен прикусить свой бесстрашный язык, – посоветовал Пенрод, – а то какой-нибудь египетский часовой влепит ему пулю прямо в зад.

Капитан надеялся добраться до города без лишнего шума. В худшем случае их могли подстрелить часовые на многочисленных постах, а в лучшем – его просто привели бы к генералу Гордону со связанными руками, хотя он получил строгий приказ сэра Эвелина Беринга сначала доставить донесение Бенбруку и только потом явиться с докладом к Гордону.

Пенрод провел много месяцев в Хартуме до и после трагических событий в Эль-Обейде, поэтому хорошо представлял себе все фортификационные сооружения и заградительные линии, выстроенные вдоль реки. Держась подальше от канала и укрепленных стен, он быстро продвигался вперед, обходя стороной южные предместья города. А оказавшись напротив темной крыши французского консульства, осторожно приблизился к береговой линии канала. Убедившись, что вокруг все спокойно, они быстро перешли канал, глубина которого едва достигала подбородка.

Пробравшись на другой берег, они залегли в небольшой пальмовой роще, ожидая, когда пройдет последний патруль. Его приближение Пенрод почувствовал по запаху крепкого турецкого табака. Патрульные медленно прошли мимо них с винтовками в руках, а сержант попыхивал трубкой. Это было весьма типично для неряшливых египетских солдат.

Как только они скрылись из вида, Пенрод спустился в дренажную канаву, ведущую к внешней городской стене, и пополз вперед, увлекая за собой Якуба. Они почувствовали отвратительный запах гниющих водорослей и слежавшейся грязи, но продолжали ползти и вскоре миновали заднюю стену французского консульства, за которой начинался старый город. Пенрода насторожило то обстоятельство, что они так легко и быстро преодолели столь сложный участок пути. Судя по всему, большую часть своих сил генерал Гордон направил на линию возможного прорыва. К началу осады города под его непосредственным командованием находилось около семи тысяч египтян, но, похоже, значительная часть этого войска была выведена из строя беспрестанными боями, болезнями и дезертирством.

Они выбрались из канавы и заспешили по пустынной аллее, обходя лежавшие на земле трупы животных и людей и распугивая многочисленные стаи ворон и других стервятников, слетевшихся сюда со всех концов. Все это не укладывалось в представление об осажденном городе, который еще сопротивляется врагу. Голова шла кругом от зловония, заполнившего все вокруг. Это был запах смерти и разложения. Он уже слышал, что в городе появились первые случаи холеры.

Пенрод приостановился, вынул из кармана часы и поднес их к уху. Как и следовало ожидать, они не вынесли столь длительного пребывания в воде. Тогда он посмотрел на луну, решил, что уже далеко за полночь, и быстро зашагал по безлюдной улице, поглядывая на уныло ковыляющего Якуба. Когда они подошли к зданию консульства, в некоторых окнах еще горел свет. Часовой у парадного входа мирно спал, свернувшись калачиком, как пес в своей будке. Его винтовка стояла у стены, и Пенрод благоразумно убрал ее, прежде чем разбудить охранника. Ему потребовалось немало времени, чтобы растолкать его, а потом еще столько же ушло на бессмысленные споры с сержантом патрульного отряда. Несмотря на болотный запах водорослей и изможденный вид, Пенроду все же удалось доказать начальнику караула, что перед ним стоит не какой-то бродяга, а офицер британской армии.

Когда его в конце концов препроводили в кабинет Дэвида Бенбрука, консул в вельветовом домашнем пиджаке сидел за письменным столом и читал бумаги. Он был раздражен неожиданным вторжением и медленно поднялся, снимая очки.

– В чем дело? – поморщился он, отодвигая стопку документов.

– Добрый вечер, полковник, – сказал Пенрод. – Сожалею, что вынужден побеспокоить вас в столь поздний час, но я только что прибыл сюда из Каира со срочным сообщением от сэра Эвелина Беринга.

– Да хранит Господь мою душу! – удивленно воскликнул Дэвид. – Вы англичанин!

– Да, сэр. И к тому же имел честь познакомиться с вами раньше. Капитан Баллантайн из Десятого гусарского полка.

– Баллантайн! Я хорошо вас помню. Откровенно говоря, мы на днях говорили о вас. Как поживаете, мой дорогой друг?

Они пожали друг другу руки, и Дэвид поднес к носу платок.

– Первым делом вам следует принять ванну и переодеться во что-нибудь чистое. – Он позвонил в колокольчик, вызывая прислугу. – Правда, не думаю, что в это время у нас найдется горячая вода, – извинился он, – но полагаю, не понадобится слишком много времени, чтобы разогреть котел.

Дэвид Бенбрук позаботился не только о горячей воде, но и снабдил Пенрода ароматным парижским мылом и предложил гостю свою бритву. Пока тот брился, Дэвид в противоположном конце ванной комнаты что-то записывал в свою записную книжку из красной кожи, совершенно не обращая внимания на наготу Пенрода. А капитан тем временем неспешно пересказывал ему устное сообщение Беринга. Потом он подробно расспрашивал Пенрода о готовности генерала Стюарта к спасательной операции.

– Он еще не вышел из Вади-Халфы? – встревожился Дэвид. – Боже мой, очень надеюсь, что мы сумеем продержаться здесь до его прихода.

Дэвид сложением походил на Пенрода. Даже армейские ботинки пришлись впору, словно были изготовлены специально для него. Правда, брюки, несколько широковатые в бедрах, пришлось потуже стянуть ремнем, предварительно заправив под них хорошо выстиранную и тщательно выглаженную белоснежную рубашку. Когда он полностью оделся, Дэвид повел его в свой кабинет.