Неожиданно Гай выпустил нерпь и, подойдя к дивану, развернул карту:

– Долбушины, минуту! Между собой вы разберетесь позднее!.. Рина! Я не прошу вступать со мной в какие-либо сделки! Я просто возвращаю нерпь, потому что она твоя… Ты же окажи мне мелкую услугу! Скажи: ведь аммонит был найден не здесь?

Палец Гая коснулся карты там, где к прииску Первой гряды примыкала овальная, похожая на проплешину площадка. Рина, не удержавшись, быстро взглянула на карту, не ощутив в волосах холодящего дуновения. Тонкий палец безошибочно скользнул ниже и правее, остановившись на нижней границе площадки.

– Значит, тут? Там такие старые раскопы, похожие на перечеркнутый знак равенства. Да? – спросил Гай.

Рина замешкалась с ответом. Потом все же выпалила «Нет!», зная уже, что не успела блокироваться песенкой. Или не захотела?

Гай свернул карту. В четыре раза, затем в восемь. Его узкие пальцы работали быстро и безошибочно, как у сотрудника отдела упаковки.

– Альберт! – сказал он весело. – Отдайте же вы ей нерпь наконец! Насколько я знаю людей, она все равно ее у вас отнимет!.. Ну, не смею задерживать!. Спасибо за отличный вечер, Дионисий!..

Один талант всегда зажигается о другой, потом от него зажигается второй, от второго – третий и получается милый такой, бесконечный пожарчик, протяженностью в века.

Йозеф Эметс, венгерский философ

В медицинском центре Рина не задержалась и сбежала в буквальном смысле из-под томографа. Она неслась по длинному коридору, а за ней, задыхаясь, спешили Долбушин, Лиана Григорьева и телохранитель Андрей. Да где им было поймать шныра!

– Останови ее! – закричал Долбушин на Андрея.

– Это можно! – Андрей, точно хирург, выбирающий инструмент, задумчиво потянулся к самому тяжелому своему арбалету. Долбушин ударил его зонтом по руке:

– Ты что, сдурел?

– Да что я, не понимаю? Я ж хотел, чтоб ее рикошетом задело. Или в каблук попасть! – обиженно сказал Андрей, разминая онемевшие от зонта руки.

Пока глава форта разбирался со своим охранником, Рина прыгнула в лифт и уехала.

– Бедная девочка! Она может погибнуть! – сказал Долбушин.

– Конечно, может. Сигала как заяц, а в лифт так вообще скакнула. Психически здоровые люди так не прыгают, – согласилась Лиана Григорьева.

Глава финансового форта привалился к стене. У него вдруг закружилась голова. Молодая флегматичная медсестра сунула ему ватку. Долбушин брезгливо отодвинулся.

– Что это? – спросил он.

– Ватка с нашатырем! Поводите себе у носа – полегчает!

Долбушин забрал у нее ватку, послушно понюхал и скривился:

– Ну и дрянь же!

– Все же хорошо, что вы, Альберт Федорович, не бабушка! Представляю, что тогда было бы! Какие заботы! Какие страсти! – дразнящим голоском сказала Лиана Григорьева.

– Что-о? – грозно спросил Долбушин.

– Ну, отцовская любовь – ценная вещь, вот вас как завозит, но с любовью бабушек она ни в какое сравнение не идет. Была я тут недавно в женской колонии. Шерстяные носки отвозила от одного фонда. Так знаете, кого там больше всего? Воровок? Убийц? Как бы не так! Бабулечек, сидящих за внуков. Внук-наркоман распространяет дурь и на всякий случай хранит ее на балконе у бабушки. Ну а какая бабушка сдаст внука? Так бабушка за него отбывает и ему же еще из колонии носочки мои фондовские пересылает… Беспокоится, чтобы не замерз!

Долбушин махнул рукой и, не слушая ее, пошел к лифту.

А Рина уже спешила по улице, на ходу ухитряясь шнуровать укороченную нерпь. Ощущалось, что все это время нерпь не использовали. Фигурки потускнели и были разряжены, а шнурок – тот вообще не пойми как ухитрился отсыреть и даже кое-где покрылся грибком. Но шнурок можно и поменять. «Расходная. Часть», – говаривал Меркурий.

Москва была утренняя, серенькая. Все куда-то спешили, имея опаздывающие лица. В ШНыр Рина возвращалась на электричке. Денег на билет у нее не оказалось, поэтому пришлось перелезать через забор вместе с другими безбилетниками, а всю дорогу бегать от контролеров. Впрочем, с ней вместе носилась целая толпа, что обеспечивало групповую защиту. Четыре контролера хотя и были крепкого сложения, но все же не такого, чтобы устоять, если им навстречу рванет человек двадцать пять.

Это заставило Рину расслабиться, она стала бегать не так ретиво, отбилась от группы и была схвачена за рукав:

– Билет!

– Нету билета, – сказала Рина, ленясь притворяться.

Контролер задумался.

– А ты кто вообще? – зачем-то спросил он, разглядывая ее куртку.

– Я дочь мультимиллионера! – гордо ответила Рина.

Контролер хмыкнул, отпустил ее и бросился отлавливать какого-то приотставшего мужичонку.

С дороги Рина связалась с Сашкой, чтобы тот ее встретил, а к Сашке непонятно каким образом прицепился Гамов. Видимо, рыскал на гиеле где-то поблизости и увидел Сашку. И вот теперь Гамов с Сашкой шли по полю к станции, минуя Копытово – существовал такой обходной путь. Над ними, зорко высматривая хозяина, летел Аль. Погода была неприятная. Сыро, холодно. А тут еще резкий порывистый ветер. Гамов достал из кармана очки-полумаску, надел, небрежно щелкнул по очкам ногтем и сообщил, что они выдерживают выстрел из шнеппера и, кроме того, позволяют видеть в темноте.

Заметив, что Сашка заинтересовался, Гамов загорелся и показал ему еще много чего. Плоский термос с трубкой. Захочешь выпить кофе – трубку в губы, и вперед. Крепление для шнеппера на бицепсе. Ниже патронташ с шариками для перезарядки. Показывая, как они действуют, Гамов выстрелил в лежащую на обочине автомобильную покрышку. Послышался сухой звук хлопка. Из покрышки вырвало здоровенный, с ладонь, клок резины.

– Не хило? – Гамов коснулся рукава Сашкиной куртки, точно сравнивая ее с покрышкой. – Ваша драконья кожа… ну, в общем, ты понимаешь, о чем я…

Сашка в ответ похлопал Гамова по жилету. Внешне жилет выглядел как обычная армейская разгрузка, но внутри угадывалась многослойная защита.

– Из шнеппера не просадишь? – спросил Сашка.

– Конечно, нет! Можешь в меня выстрелить! – скромно разрешил Гамов.

Сашка потянулся к карману. Достал шнеппер. Натянул тетиву.

– С удовольствием! Но у меня… понимаешь, пнуфом заряжен! – сказал он.

Гамов что-то промычал и больше выстрелить не предлагал. В Арктику ему не хотелось.

На станцию они пришли за десять минут до электрички. Ноги у Сашки были мокрые почти до колен. У Гамова, разумеется, нет, потому что у него и ботинки были особенные. Пахло солидолом, которым густо намазали забор, чтобы не перелезали безбилетники. Под платформой на старых телогрейках, положенных на деревянные поддоны, разлеглись громадные дворняги, которым не мешал грохот поездов. Одна дворняга уже кормила недавно родившихся щенят.