овацию нашим нижним чинам — чудо-богатырям. Все офицеры облобызались с Надточим и перешли с ним на ты.

* * *

В далекой Австралии отмечали эту славную годовщину два представителя полка. Майор Земель, «полковой живописец» и бывший подпрапорщик 11-ой роты Пороник, дослужившийся в Шанхайском Волонтерском корпусе до чина капитана. В Аргентине сын полковника Михайличенко, офицера полка, организовал также празднование славного юбилея Московцев.

Так Московцы, в рассеянии сущие, отмстили славную 50-ю годовщину боя под деревней Тарнавка…

«Часовой» (Брюссель), ноябрь 1964, № 461, с. 19

Декабристы и мы[174]

За 106 лет своего существования Лейб-Гвардии Московский полк принял участие во многих кровопролитных сражениях, покрыв свои знамена неувядаемой славой.

Когда еще немало участников Бородинского сражения и взятия Парижа находились в рядах полка, наступил декабрь 1825 года.

В задание первой части данного очерка вовсе не входит разбор движения так называемых «декабристов», — о них всё известно по многочисленным трудам, написанным на эту тему. Также не будет изложено о событиях 14 декабря на Сенатской площади, но зато будет подробно рассказано, каким образом трем офицерам бунтовщикам, нарушителям присяги, а из них двум Московцам, удалось вывести из казарм часть полка, чтобы прибыть во главе солдат на Сенатскую площадь.

Не менее подробно будет изложено о судьбоносных событиях происшедших через 92 года в расположении казарм того же Лейб-Гвардии Московского полка 27 февраля 1917 года, причем и в этом случае первопричины не будут разбираться, — и на эту тему уже имеется богатая литература.

И, если на «дело декабристов» имеются богатейшие государственные архивы в СССР, то о событиях 27 февраля 1917 года приходится ныне писать всего лишь по воспоминаниям нескольких уцелевших в этот день у частников событий, когда да же и архив полка, если таковой не уничтожен, находится вне нашей досягаемости.

А потому Вторая часть этого очерка, касающаяся февральских событий, является всего лишь первичным их изложением, причем автор льстит себя, надеждой, что, если нарушителям присяги декабристам посвящены тысячи работ, то, надо надеяться, что с годами, когда наше отечество снова станет свободным, найдутся российские здравомыслящие патриоты, которые разработают, воспользовавшись архивными данными, поступки тех Московцев, которые, будучи верными присяге, исполнили свой долг, а некоторые и жизни свои положили за Веру, Царя и Отечество, дав в этот день 27 февраля 1917 года бой внутренним врагам России, оказавшимся по своему разрушительному действию куда более страшными, чем вражеские армии, стоявшие тогда на всех наших фронтах…

Часть первая (14 декабря 1825 года)

В запутанной атмосфере междуцарствия, создавшейся вследствие отсутствия в те времена телеграфа, когда часть войск в Санкт-Петербурге уже присягнула Великому Князю Константину Павловичу, пришло известие из Варшавы о его решении отречься от престола в пользу своего брата Великого Князя Николая Павловича, что и потребовало принесения новой присяги, внеся, благодаря распространению самых злостных слухов о происходящем, смятение в умах офицеров и солдат Гвардии.

Заговорщики, собравшиеся в квартире князя Оболенского, решили, что настал подходящий момент начать восстание немедленно, на другой день 14 декабря. Среди многолюдного собрания присутствовали два офицера Лейб-Гвардии Московского полка, штабс-капитаны Михаил Бестужев и князь Щепин-Ростовский. Оба они не были коренными офицерами полка: первый из них поступил в полк в мае 1825 года, будучи до того лейтенантом 13-го Флотского экипажа; второй поступил в 1823 году, будучи лейтенантом в отставке Гвардейского Экипажа. Оба были люди молодые, хорошо образованные и обла дали солидными средствами. Для поднятия возмущения в Московском полку заговорщики назначили брата Михаила Бестужева Александра, офицера гвардейской кавалерии адъютанта герцога Александра Вюртембергского[175].

14 декабря 1825 года государь Император Николай Павлович встал очень рано, принял командира Гвардейского корпуса генерала Воинова[176] и в 7 часов утра вышел в зал, где были собраны начальники отдельных частей Гвардейского корпуса. Государь объяснил им, что, покоряясь непременной воле старшего Брата, которому недавно со всеми присягал, принужден принять престол, как ближайший в роде по отрекшемся; потом прочтя им манифест и приложенные к нему акты спросил: «Не имеет ли кто каких сомнений?». Все единогласно отвечали, что не имеют никаких и признают его законным своим Монархом.

Вскоре за гвардейскими начальниками прибыл во дворец генерал граф Милорадович[177], генерал-губернатор Санкт-Петербурга, который по-прежнему продолжал уверять в полном спокойствии города.

Затем стали приходить известия, что присяга окончена в полках Кавалергардском, Преображенском, Семеновском, Павловском, Егерском, Финляндском и Гвардейском Саперном батальоне. От прочих известий еще не было, но причиною тому полагали отдаленность их казарм.

Командир Лейб-Гвардии Московского полка генерал-майор барон Фредерикс[178], возвратившись из Зимнего дворца в казармы полка, собрал всех господ офицеров полка и объявил им о только что слышанных словах Государя Николая Павловича и выразил уверенность, что полк присягнет в порядке и полной исправности Государю Императору Николаю Павловичу. Затем, отпустив офицеров, командир полка приказал командиру роты Его Высочества, капитану Моллеру[179], идти с гренадерским взводом за знаменами, которые, по приносе в полк поставить в учебном зале, где и ожидать особого приказания выходить на полковой двор для принесения присяги. Капитан Моллер пошел в роту, объявил людям об отказе Цесаревича Константина Павловича от престола, о последующей сегодня новой присяге Императору Николаю Павловичу и приказал гренадерскому взводу одеваться, чтобы идти за знаменами.

В казармах были расположены 1-й и 2-й батальоны (1965 человек); 3-й батальон в составе 826 человек с офицерами, как очередной, стоял вне Петербурга на квартирах по деревням в окрестностях Красного Села.

Было 10 часов утра. Всё было спокойно в казармах полка. Но присяга не начиналась, так как было приказано ждать прибытия бригадного командира генерал-майора Шеншина[180] (полки Лейб-Гвардейский Преображенский и Лейб-Гвардии Московский) и начальника 1-й гвардейской дивизии генерала Бистрома[181]. Столь затянувшееся и непонятное для нижних чинов ожидание создавало среди них весьма нервное настроение, питаемое противоречивыми и нелепыми слухами.

Как раз в это время заговорщики, в благоприятном для них положении во время томительного ожидания, и приступили к исполнению своего плана.

Штабс-капитан князь Щепин-Ростовский отправился в собрание и, подойдя к штабс-капитану Волкову (5-я фузилерная рота) и к поручику Броке (2-я фузилерная рота), взял их под руки и пригласил пойти в свою 6-ю фузилерную роту. При входе в роту стояли штабс-капитан Бестужев и его брат адъютант Александр Бестужев, одетый в парадную адъютантскую форму, в «николаевской» шинели и кивере с белым султаном. Все вместе они вошли в роту и адъютант Бестужев, обратясь к людям сказал: «Я приехал от