Разбирательство по делу Лазимира имело свои последствия: во-первых, куратора ЦУС урезали в правах; во-вторых, у Павла Евгеньевича стали сдавать нервы. 18 июля Лазимир сетовал Л.Д. Троцкому: «Ко мне продолжают поступать текущие доклады, требующие разрешения в безотлагательном порядке. Каждое промедление грозит бедствиями при создавшемся положении. Я лично не имею права санкций и распоряжений (курсив мой. – С.В.), а тов. [Я.И.] Вестник (военком ЦУС. – С.В.) переобременен возложенными на него обязанностями». Лазимир «как революционер» не хотел нести ответственность за «произвол лиц, не заинтересованных политикой страны» и снова просил Троцкого указать, кому он может «передать со спокойной совестью свое дело», предупреждая наркома по военным делам: «Аппарат снабжения, образованный Маниковским, мертв [и], производя преступные действия, гибнет». Интересно, что документ попал не к Троцкому, а Склянскому – т. е. он даже не дошел до адресата[488]. 23 июля Лазимир с личной канцелярией переехал в помещение ЦУС и его отношения с Маниковским обострились до предела[489]… А в августе 1918 года руководящие кадры центрального аппарата снабжения стал донимать протеже Лазимира – уволенный из Архозкома «за двойное требование самому себе жалования» студент Сокольский. Интересно, что сначала Лазимир отдал приказ об аресте Сокольского, но затем неожиданно приблизил к себе. Сокольский, очевидно, поведал о своей ненависти к военминовской «контре», втерся в доверие Лазимиру и даже стал сотрудником отдела по борьбе с преступлениями по должности ВЧК, что дало ему возможности использовать известную неприязнь ведомств Л.Д. Троцкого и Ф.Э. Дзержинского для мести бывшему руководству[490]. В общем, в аппарате снабжения Красной Армии было кому проводить политику партии.

В октябре 1918 года многочисленные ходатайства Лазимира удовлетворили: ему, наконец, дали новую работу. По всей вероятности, Павел Евгеньевич решил пойти на сближение с Троцким. Во всяком случае, председатель Реввоенсовета Республики доверился ему настолько, что направил его и двух видных большевиков для устранения «командной анархии» на Южном фронте в октябре 1918 года. Послать в пику «царицынцам» (сторонникам заклятого врага Троцкого Иосифа Сталина) глава военного ведомства мог только лояльных к своей персоне людей. В письме председателю ВЦИК Я.М. Свердлову Троцкий весьма уважительно отозвался о П.Е. Лазимире, К.А. Мехоношине и А.Г. Шляпникове, придававшими Реввоенсовету фронта, по выражению главы военного ведомства, «достаточную авторитетность»[491]. Шляпников не мог быть его креатурой и, вероятно, представлял в РВС Южного фронта лично В.И. Ленина, а вот сориентировавшийся на главу военного ведомства Мехоношин и Лазимир должны были проводить линию Троцкого.

Деятельность Лазимира как члена коллегии Наркомвоена интересна тем, что она иллюстрирует несколько вопросов становления советской системы: во-первых, курс большевиков на устранение «попутчиков» по революции задолго до лета 1917 года – фактически сразу после захвата власти; во-вторых, антилевоэсеровская направленность деятельности Петроградской ЧК, о необходимости упразднения которой всерьез задумывались весной 1918 года. Наконец самое важное – факт проверки причастности левого эсера к мятежу членом коллегии НКВД свидетельствует, что уже летом 1918 года – задолго до слияния аппаратов ВЧК и НКВД под председательством Ф.Э. Дзержинского – НКВД брало на себя отдельные чекистские функции.

…К счастью для П.Е. Лазимира, он скончался 20 мая 1920 года. Это избавило бывшего председателя бюро Военно-революционного комитета от дальнейшего преследования: последних лидеров левых эсеров расстреляли в 1941 году.

19 марта объявили состав Высшего военного совета: Л.Д. Троцкий (председатель), Э.М. Склянский (зам. председателя), Н.И. Подвойский (член Совета) и К.А. Мехоношин (его заместитель). В военном руководстве сложились две группировки: Троцкий – Склянский и Подвойский – Мехоношин. Склянский считал, что армия «должна быть построена на принципе принудительности», состав ее «будет не чисто пролетарский, а смешанный»[492]. В этом он полностью сходился с Троцким. Подвойский был оставлен для обеспечения преемственности в работе аппарата военного управления, Мехоношин – как лицо, наиболее лояльное персонально к Подвойскому[493] и имевшее ценный опыт объемной организационной работы[494]. Впрочем, уместно привести «ошибку памяти» протеже Подвойского – Л.М. Кагановича. У того сохранилось впечатление, что после создания Высшего военного совета Н.И. Подвойский чуть ли не сразу «ушел» в Высшую военную инспекцию[495] и деятельного участия в работе Высшего военного совета не принимал.

7 марта В.А. Антонов-Овсеенко стал народным секретарем Украинской народной республики и Верховным главнокомандующим всеми ее войсками, но 14 мая вернулся в высшее военное руководство Советской России в качестве члена Высшего военного совета[496]. Взгляды В.А. Антонова на вопросы военного строительства представляли собой нечто среднее между общим видением проблемы коллегией Наркомвоена и военно-политическим руководством Советской России. В.А. Антонов в целом был сторонником централизации военного управления, хотя видел ее в общем руководстве военным комиссаром сосуществующими советскими регулярными войсками, а также созданными повсеместно при участии местных советов так называемыми «партизанскими формированиями» и боевыми дружинами[497].