Вопрос прилетает снова со стороны отца Полины. Она всё так же не хочет на него смотреть. Разговаривать тоже. Благо, страхует Варвара.

– На Санторини, дядь-Миш. У нас подруга лететь должна была с мч, разругались в последний день. Номер для молодых горит. Мы с Полюсиком подстрахуем…

Варя вносит за стол то пустое веселье, которое от них все ожидали с самого начала. Разговоры о глупом. Планы о том, как будут транжирить деньги.

Вот это, а не туповатые рассказы о том, куда проходила на бюджет.

– А Артур-то вас отпускает? А то зачастили вы…

Полина знает – Артуру пофиг. Он пожимает плечами. Иногда кажется, что даже измены Вари его не поразят. Полине непонятно, как он живет вообще, такой ко всему безразличный?

Ей вот, к примеру, хочется вцепиться в лицо Марьяну.

Немного попускает только в момент, когда она видит – щека парня дергается от злости. Как у Гаврилы в ту ночь.

Она пытается как можно внятней глазами ему сказать: «все правильно, урод… Всё правильно… Я буду с ним… Не придется тебе с блядью дело иметь. Блядь предпочитает другого».

– Артурка от нас отдохнет как раз. Марик вот список университетов для маси составит. Да, братик? – глаза Марьяна съезжают с лица Полины чуть в сторону. Туда, где из-за ее спины его выглядывает Варя.

Сестре достается еще больше злости. Он смотрит матом. Радует…

– Не нравятся мне эти ваши поездки…

Отец Варвары бубнит, Полина чувствует на своей щеке плотный взгляд своего.

Но не краснеет и не бросается защищаться.

В уме считает, сколько нужно, чтобы жить, как хочется ей, а не как приказывают люди, абсолютно лишенные чувств, кроме алчности.

Полина крутит в руках ключи от квартиры Гаврилы, но сегодня не спешит ими пользоваться. Не чувствует себя в праве.

По официальной версии они с Варварой сейчас взлетают по направлению на Ираклион. Реальность же сильно расходится с представлениями всех вокруг.

Чем занята Варвара, Полина не знает. Ей и не интересно. Сама же сидит на скамейке у обшарпанного подъезда, который обычно восторг вызывает, а сейчас – мандраж.

Ей кажется невыносимым продолжать жить так, как жила. Но к чему новому готова, Полина не знает.

Боится вот сейчас, что, поднявшись, может броситься в омут с головой, соглашаясь сразу на всё.

Их отношения в жизни не получат благословения. Надеяться на это бессмысленно. Максимально оптимистичный вариант – это если отец решит дать ей шанс… Побеситься.

Верит ли Полина в него? Нет. Хочет ли верить? Очень.

В этом у нее не будет союзников. Мама против отца не пойдет. А больше некому.

Они с Гаврилой останутся одни во всем белом свете. Две сироты, решившие быть вдвоем, иметь друг друга…

Это не романтично звучит. Страшно скорее.

Полину мурашит, но уйти она даже не думает.

Отрывает взгляд от раскрытых ладоней, на которых лежат ключи, когда из-за угла дома показывается знакомый человек.

Гаврила идет, листая что-то на телефоне, от которого к ушам тянется провод наушников.

Он в майке, спортивных штанах и кроссовках. Кожа и волосы влажные. Выглядит так, будто бегал.

Пружинит от земли, не замечая её до определенного момента.

Вскинув взгляд – ловит моментально. Сковывает, может не подозревая об этом. Смотрит хмуро, продолжает идти – теперь медленнее…

У Полина сердце с ума сходит из-за того, как давно не видела его и как соскучилась. А еще из-за того, что не оттаял. Хмурится. Через несуществующее стекло смотрит опять.

Заставляет сорваться с обрыва в бездну отчаянья. Она больше всего в жизни сейчас нуждается в том, чтобы собой укутал. Укачал. Принял…

– Привет, – Гаврила здоровается первым, доставая из ушей наушники и пряча вместе с телефоном в карман.

Полина успевает услышать, что из них доносится жуткая какофония. Это вроде бы тяжелый рок. Она такого не слушает.

Блуждает взглядом по его лицу, шее… Задерживается на вздымающейся грудной клетке.

На мужских висках бисеринки пота, блестит шея, майка чуть мокрая…

От него веет жаром, а Полине хочется прижаться и вдохнуть его полной грудью.

– Идем, – Гаврила тоже изучает её, может ждет слов каких-то, а может просто, как и она…

Они любят друг друга. Скучают адски. Им друг друга не хватает.

Не дождавшись, протягивает руку, предлагая…

Полина скользит по его ладони своей, не раздумывая.

Соскакивает с лавки, сжимает пальцы в кулак, чувствуя, как Гаврила прячет его в своем…

Ведет в сторону подъезда, молчит…

И она тоже.

Можно начать говорить тут, но интуиция подсказывает Полине, что лучше повременить.

Из его кармана продолжает доноситься жутко немелодичная музыка, которую не было бы слышно, разговаривай они друг с другом. Но они в тишине поднимаются на лифте.

Гаврила отпускает руку Полины, чтобы открыть квартиру.

Впускает внутрь первой, провожая густым взглядом. Он ложится на кожу и стекает по телу вязкими каплями.

Попав внутрь, Полина разувается, а потом замирает посреди коридора, закрывая глаза и делая вдох полной грудью. Здесь у нее всегда получается именно так – полной.

Щелчки замка за спиной щекочут нервы. Под звуки ударившегося о тумбу телефона Поля вздрагивает. Оглядывается…

Гаврила разувается, выпрямившись, снова взглядом окидывает.

В нем нет безоговорочной радости, как Полине хотелось бы больше жизни. Он в раздумьях. Эти раздумья не так легки…

– Подожди пять минут, в душ схожу…

В итоге же он не подходит, не улыбается даже.

Отворачивается от Полины, движется по коридору в сторону своей ванной, стягивая по ходу майку через голову.

Ей ясно сказано: стой и жди, а она не может.

Следом увязывается собачкой, пусть и самой вроде как нечего толком сказать…

Попав в ванную, Гаврила поднимает крышку бельевой корзины, бросает в нее влажную из-за пота майку, берется за спрятанные внутри завязки штанов. Чуть медлит, чем дает Полине фору.

Которой вот сейчас смелости хватает. И дерзости тоже.

Она ступает через порог, скользит пальцами по его спине, прижимается к соленой коже губами…

Разве можно настолько любить человека, что с ума сводит его запах и вкус?

Полина ластится кошкой, проезжаясь по спине, ныряет под руками, скользя уже по торсу до груди, задевая соски, которые реагируют так же, как её обычно…