Обучение будущих офицеров Русского флота — тема настолько обширная, что ей стоит посвятить целую книгу. Здесь же мы попробуем рассказать о том, кто и как мог стать «вашим благородием», т. е. мичманом либо младшим офицером одного из корпусов Морского ведомства.

В первый на море офицерский чин — в мичмана — кадет производили чаще всего либо по экзамену, либо по итогам обучения в Морском корпусе[129]. В разные времена — по–разному.

Если экзаменовались гардемарины, находившиеся в дальнем плавании, то в роли экзаменаторов выступали старшие специалисты судов — штурмана, инженер–механики, артиллеристы, а также командиры и старшие офицеры кораблей. По традиции, одновременно с телеграммой в Санкт–Петербург с результатами испытания, посылалась и друга депеша. В ней адмирал, председательствовавший в экзаменационной комиссии, просил переслать ему должное количество мичманских эполет. Ими предполагалось, как тогда говорили, «поздравить» свежеиспеченных офицеров флота.

Скажем прямо — для поступления в Морской корпус наличие потомственного дворянства было, по сути, обязательным. Случаи исключений были крайне редкими. Примером может быть история производства в офицеры будущего вице–адмирала Степана Осиповича Макарова, которого недоброжелатели из столбовых дворян именовали не иначе как «боцманским сыном».

Осип (Иосиф) Макаров был произведен в первый офицерский чин прапорщика в 1848 г., за полгода до рождения сына. Но потомственным дворянином он стал только в 1857 г., после получения чина поручика. Следовательно, обладателем потомственного дворянства стал и его сын, однако в глазах «кадровиков» Морского ведомства все было не так просто.

В 1865 г. Степан Макаров окончил Морское училище в Николаевске–на–Амуре, получив чин кондуктора. Он мог так и остаться на Дальнем Востоке, тянув лямку штурманского офицера, но в конце 1866 г. на корвете «Аскольд» был переведен на Балтику. Пока корвет шел на Запад, огибая Азию и Европу, между Николаевском и Санкт–Петербургом шла напряженная переписка. Дальневосточное морское и сухопутное начальство считало молодого кондуктора достойным продолжения учебы в Морском корпусе с производством его в гардемарины. Тем более что и экзаменационные оценки у Макарова были весьма высокими — не ниже девяти баллов по 12–балльной шкале при 15 учебных дисциплинах.

Тут–то как раз и выяснилось, что на момент рождения соискатель не имел потомственного дворянства. Высшее военно–морское начальство, не желая лишний раз рисковать, нашло «крайнего», причем таковым стал… император Александр Второй. Управляющий Морским министерством подал царю особую записку, в которой дипломатично написал, что Макаров «происходит из потомственных дворян». После этой «ударной» фразы следовала информация о том, что имярек «экзамен выдержал весьма удовлетворительно». Император, видимо, не вдаваясь в подробности, «высочайше разрешил».

14 июля 1867 г. штурманский кондуктор Степан Макаров был произведен в гардемарины.

Итак, будущих офицеров Российского Императорского флота готовили в нескольких учебных заведениях. Главным из них считался Морского кадетский корпус, выпускавший строевых офицеров флота. Кроме того, были училища, из которых выходили инженер–механики, кораблестроители и штурманы. Позже — в годы Первой мировой войны — появились учебные заведения, где по сокращенным программам готовили также строевых офицеров военного времени.

Существует немало мемуарных свидетельств учащихся и выпускников Морского корпуса. Например, мемуары Гаральда Карловича Графа, окончившего Корпус в 1904 г. — так называемый «Царский выпуск». «Царским» он именовался (самими выпускниками) потому, что сразу же после начала Русско–японской войны император Николай Второй лично «поздравил офицерами» гардемарин, которым до официального выпуска оставалось еще несколько месяцев.

Начиналось все с того, что мы бы сейчас назвали «подготовительными курсами» — в те далекие времена именовали «пансионами». Правда, в отличие от современности, они были частными и содержались либо морскими офицерами (преподавателями корпуса), либо просто частными лицами. Гаральд Карлович Граф, например, учился под Санкт–Петербургом, в местечке Шувалове. Пансион держала Антонина Лаврентьевна М. (Мешкова).

Срок учебы преподаватели пансиона «подгадывали» к началу вступительных экзаменов в младшую, четвертую роту Корпуса. Вот как они проходили, по воспоминаниям Графа:

«Всех экзаменующихся было около 100 человек. Нас рассадили по алфавиту, так что пришлось сидеть рядом с незнакомыми мальчиками. Один из экзаменаторов начал диктовать, а мы быстро за ним записывали. Головы усиленно работали, чтобы на свои места посадить предательские «ять», не забыть поставить на конце правильно «я» и «е» и вообще превозмочь все трудности правописания, которые далеко не всем одинаково давались. Время летело быстро, и мы не заметили, как диктовку окончили. Дали ее прочесть, но лучше бы этого не делали, так как при чтении все казалось неверным, и зачастую верное переправлялось как неверное.

Затем дали короткий перерыв, и начался экзамен по арифметике и алгебре. Всех разбили на две смены и дали задачи. Задачи были нетрудные, но от волнения тяжело было собраться с мыслями, и цифры как–то путались. Тройное правило, пропорции, корни квадратные, уравнения с одним и двумя неизвестными — все это угрожало перепутаться и положительно выйти из повиновения. Я кончил задачи одним из первых и, хотя чувствовал, что решил не совсем правильно, боялся, чтобы не вышло еще хуже.

… Здесь нельзя не вспомнить и саму Антонину Лаврентьевну М. Это была, несомненно, замечательная в своем роде женщина: высокого роста, очень полная, с красивыми, чисто русскими чертами лица, энергичная и властная, она ярко напоминала легендарный тип русской помещицы–барыни, которая умела управлять своими крестьянами, и все перед ней трепетали. Каких только сорванцов и лентяев не было у нее в пансионе, а она умела не только заставить себя слушаться, но и прилежно учиться. Целыми днями М. наблюдала за занятиями. Она преподавала русский язык и часто доводила до отчаяния своих учеников, заставляя их по четыре–пять раз переписывать диктовки, в которых было много ошибок. Когда увещевания и слабые наказания не действовали, она, не задумываясь, прибегала к физическому воздействию, которое выражалось тем, что она неожиданно подходила к провинившемуся и пребольно драла его за уши, в присутствии всего пансиона. Мы, конечно, ее за эти качества очень боялись и… уважали. Полагаю, что многие из нас только благодаря ей вышли в люди и сделались полезными офицерами».

Кстати, далеко не всегда русские морские офицеры происходили из приморских губерний империи. Интересно в этой связи посмотреть, из каких местностей России происходили, например, офицеры флота, погибшие на бастионах Севастополя.

Абсолютным лидером оказалась Херсонская губерния — 34 человека. На втором месте — Таврическая губерния с 16 офицерами. И это было совсем не удивительно. На территории Херсонской губернии находился Николаев — место, где размещался штаб Главного командира Черноморского флота и портов Черного моря, а также многочисленные верфи. Что же касается Таврической губернии, то крупнейшим ее городом был Севастополь. Иначе говоря, в значительном числе случаев мы имеем дело с потомственными моряками.