Методы и формы жертвоприношений менялись от одного места к другому, изменялась и интенсивность. Принесение людей в жертву особенно практиковалось среди религиозных фанатиков, у народностей Индии и Мексики, нежели у таких прагматиков, как китайцы. Однако все равно трудно постичь, почему этот обряд в некоторых частях мира совершенно исчез, а в других все еще живет, сохранившись даже до наших дней. Потоки крови на жертвенном алтаре уменьшались по мере того, как люди стали осознавать свою значимость. Индивид уже не желал быть заложником безжалостных, бесстрастных богов, которого можно было произвольно принести в жертву, если вдруг возникала необходимость задобрить какое-то божество и тем самым снять ношу с совести всей общины. Можно в связи с этим в качестве примера привести древних греков. После жертвенной смерти великого философа Сократа греческая элита искала пристанища в том, что обычно называлось греческой этикой, а не у своих древних богов, легенды о которых были полны кровожадных историй. Однако греческая этика лишь существенно сократила масштабы человеческих жертвоприношений, но отнюдь не положила им конец, так как боги время от времени требовали принесения им человеческой жертвы. Среди иудеев Ветхого Завета количество человеческих жертвоприношений возросло, когда поклонение богу Яхве подпало под влияние ханаанитов, однако ощущалось довольно сильное сопротивление такому бесчеловечному обряду. Израильтяне по зову своих великих пророков исповедовали монотеизм, где больше заботились о поведении человека здесь, на земле, чем о его жизни в потустороннем мире. Религиозные вожди требовали, чтобы народ «шествовал в стезях Господа», что отмечалось не материальной жертвой, а собственными моральными и правоверными примерами. В результате постепенно отмерли не только человеческие жертвоприношения, но даже принесение в жертву животных.

Приношение людей в жертву значительно сократилось, когда на смену множеству богов пришел один-единственный избавитель, высшая суть самого божества. Прежние божества могли быть и плохими, и хорошими. Христиане рассматривали смерть Спасителя как уникальное на все времена событие, которое, по крайней мере теоретически, освобождало человека от обязанности убивать подобного себе. Но и христианство обросло догмами, исчезла существовавшая на раннем этапе веротерпимость, появились враги Спасителя, которые подлежали уничтожению. Мусульмане убивали неверных, а христиане – иудеев и еретиков, на таких церемониях, которые очень напоминали собой языческие жертвоприношения. В Индии подъем буддизма, этой абсолютно не кровожадной религии, по сути дела, положил конец человеческим жертвоприношениям, но как только буддизм был изгнан из страны, так этот процесс возобновился с новой силой.

Человеческие жертвоприношения – это очень важный фактор, и его непременно нужно принимать во внимание, чтобы попытаться понять, как, на какой основе действовали древние общества. К тому же они бросают свет на одну из самых жгучих тем современности – тему насилия. И здесь как антропологи, так и социологи сильно расходятся во мнениях. Одни ученые придерживаются такого мнения, что с того времени, когда примитивный австралопитек (человекообезьяна) создал свое первое оружие в Африке, он стал закоренелым убийцей, – в отличие от животных он охотился на себе подобных. У такой теории масса сторонников, может, оттого, что люди жаждут поскорее и поточнее объяснить причины «жестокости, зверства» человека, чтобы тем самым оправдать собственное поведение и поведение окружающих людей.

Такой взгляд на человека-убийцу впервые был выражен еще в 1950-е годы южноамериканским профессором анатомии Раймондом Дартом, и потом его активно популяризировали несколько авторов, среди них Конрад Лоренц, Десмонд Моррис и Роберт Андрей. Другие специалисты, такие как Эшли Монтэгю, упрямо отстаивают другую точку зрения, они твердо стоят на том, что насилие – это отнюдь не наше наследие, от которого нам не избавиться, что у людей воспитывают жестокость. Эти две противоположные точки зрения на человеческую агрессивность высвечивают корни нынешнего затруднительного положения человека, его неспособности мирно уживаться со своими соседями.

Десмонд Моррис в своей книге «Человеческий зоопарк» сравнивает поведение людей с грызунами, которые могут сожрать своего партнера, если их подолгу выдерживать в суровом одиночестве. Человек тоже в силу такой аргументации – из-за переполненных городов, где его жизнь напоминает жизнь заключенного, – ведет себя подобно грызунам в клетке. В соответствии с этой же теорией современный человек просто демонстрирует позорные качества своих далеких предков, а эта идея строится на представлении Фрейда, что нами до сих пор руководят некоторые инстинкты, унаследованные от наших примитивных предков.

Практика принесения человеческих жертв на самом деле может подтвердить мнение некоторых ученых о том, что человек – это по крайней мере потенциальный убийца, что инстинкт убивать объясняется не врожденным проклятием человека, не его неестественным, необычно быстрым развитием мозга, а скорее его неуклюжими попытками уберечься от зла с помощью своей религиозной веры. Человек, пытающийся познать то, что выше его разумения, его самого, вынужден убивать, чтобы умилостивить своих идолов самым великим даром на Земле – даром человеческой жизни.

Я уже упоминал, что главная причина постоянных, бесконечных войн – не жажда завоеваний. В этом можно убедиться на примере межплеменной вражды между такими племенами, как яномами и варао в Венесуэле и в отдаленных районах Новой Гвинеи. Кембриджский антрополог Поль Силлитоу в своем исследовании причин нынешних войн на территории Новой Гвинеи утверждает, что их главной причиной являются ненасытные амбиции вождя. И только среди косвенных причин он называет «выгоду, месть, экономические и религиозные потребности». Только лишь при образовании больших государств и империй территориальные притязания составляют основную причину для ведения войны, связанных с ней массовых убийств.

Какими бы ни были истинные причины склонности человека к убийству, позыв к этому не утратил своей силы и в наше время. Число невинных жертв, увы, возросло, как никогда прежде. Современные деспоты, скажем, в Камбодже или Уганде, уничтожают в кровавых бойнях своих врагов не сотнями тысяч, а миллионами, издеваясь над собственным народом. Тем не менее число человеческих жертвоприношений значительно сократилось и сокращается по сей день по мере проникновения западной цивилизации в самые отдаленные уголки нашей планеты. Территории в недоступных пустынях или на тропических островах обрели признаки разумной государственности, и их бывшие вожди превратились в премьер-министров или даже президентов. Будучи членами Организации Объединенных Наций, они подписывают там Декларацию о правах человека, и если они все еще убивают людей, то используют более приемлемые методы, а предлоги для этого гораздо чаще носят политическую ритуальную окраску. Капризы местных божеств теперь ограничиваются международными банкирами, у которых не завоевать симпатий, не заставить откликнуться на нужды страны, если постоянно демонстрировать им свои «походы за черепами» или мясное меню каннибалов.

Таким образом, человеческие жертвоприношения резко пошли на спад, по мере того как малоисследованные прежде географические регионы превратились в современные государства со своими социальными структурами, полицейским аппаратом, армией, учителями и врачами. Однако «охота за черепами» продолжается в некоторых племенах Индии, среди эквадорских индейцев хиваро, она существовала до 1960-х годов; людей убивали в конце 50-х в Базутоленде, чтобы приготовить из их тела магические лекарства и мази, племя асматов в Новой Гвинее по-прежнему добывает головы врагов для обряда посвящения юношей в воины, что имело место до конца 60-х годов нашего столетия. Нашему «цивилизованному» XX веку удалось внести свою лепту в это жертвенное пиршество, вспомним хотя бы о Первой и Второй мировых войнах.