– Это от слова «мура»?! – Второй, несомненно, был рад догадке.

– Не, – неуверенно сказал Первый. – От другого.

И Первый стал ждать, пока Второй спросит, от какого именно.

Второй спросил. Он сказал:

– От какого?

– От слова «трава». Сначала пытались придумать рифму к слову «трава». «Дрова», «слова» и «голова» отметались по причине стандартности. Поэтому придумали «трава-мурава». А эти по мураве ползали. Вот и получилось – «му-ра-вей». Понимаешь?

Панамка уверенно кивнула.

– Это удобно, – добавил Первый. – Так называть.

Наверное, они были плохими грибниками. Тех, что находили, не срывали. Им казалось, что это поганки, зато красивые. Солнце было уже низко – почти закат. Панамка Второго начала окрашиваться в красные полосы. Он стал подолгу останавливаться и куда-то смотреть. Потом громко вздыхал и шёл дальше.

– А это груздь! – сказал Первый и показал рукой на гриб.

– А он почему так называется?

– Видишь, у него тоже панамка. Совсем как у тебя. А как ещё назвать, когда ты из-под панамки молча смотришь вдаль? Так же, только тише – «грусть»…

– Мне кажется, что в такие моменты я на секунду разучиваюсь думать, – шёпотом сказал Второй.

Они надолго замолчали. Потом Первый ковырнул ботинком землю и сказал почти про себя:

– Это удобно. Так называть…

Второй снял панамку, под которой жили волосы соломенного цвета, нахлобучил её на шевелюру Первого и весело сказал:

– Мишка, пойдём домой!

– Ну, Санька… Побежали!»

После того как лес закончил рассказывать эту сказку и начал рассказывать другую, мы перестали слушать и сидели тихотихо, как затаившиеся в траве грибы.

– А ты – Элька, – тихо сказал Вадик.

– Да, Вадик. Я знаю.

В этот день Борька проснулся неожиданно рано – даже будильник ещё не звенел. Сначала он пытался вспомнить, что же такого важного произошло вчера? Что-то такое, что совершенно меняет жизнь, делает её лучше, богаче, насыщеннее… А когда вспомнил, заулыбался. Он стал другим человеком! Может быть, даже лучшим, самым совершенным на земле! Вместе с Элькой и Петькой, конечно же. Ещё Борька подумал, что такой дар нельзя пускать на мелочные житейские дела. Вот взять, к примеру, Эльку. Живёт себе со своим дарованием, как будто так и надо. А нужно совершать великие поступки, достойные настоящего Человека! А по мелочам пользоваться только в крайних, экстренных ситуациях.

Впрочем, такая ситуация настала, пожалуй, слишком быстро – как раз в тот момент, когда мама подошла к Борьке узнать, проснулся ли.

– Ма…ма…. – сиплым, болезненным голосом сказал Борька. – Я заболел… Можно я не пойду в школу?

– О боже, Боренька! – забеспокоилась мама. – Неужели тебя в лесу так продуло? Сейчас, сыночек, подожди, будем вызывать врача.

– Мама…. Не надо… – трагическим голосом сказал Борька. – Всё пройдёт, нужно только день отлежаться…

– Ну… хорошо, – неуверенно согласилась мама. – Но всё же я останусь дома. Будем лечиться.

– Мама…. Не надо… – ещё более трагично сказал Борька. – Ты нужна людям. Иди. Я справлюсь сам.

– Люди могли бы и обойтись, но… Ты уверен?

Борька был уверен. Он теперь знал, что никак не может идти в школу. Кроме того, они вчера с Петькой договорились об этом. Им теперь нужно осваиваться в мире такими, какими они стали, – совершенно новыми! А в школе – чего осваиваться?

Можно было бы попробовать свои новые качества ещё вчера. Но после леса совершенно не хотелось никуда идти, а практиковаться на родных – тем более. К тому же по дому разносился приятный аромат жареных грибов, который заставляет забыть практически обо всём… А сегодня – надо было действовать!

– Я позвоню, – сказала мама, закрывая двери.

– Не надо… – прошипел ей вдогонку Борька, но было уже поздно. Нет, с этого момента – только великие дела! И Боря стал думать. Сначала в голову приходили всякие глупости, но потом мысли начали просветляться. И они бы наверняка просветлились совсем, если бы в дверь не позвонили.

– Кто там? – спросил Боря.

В ответ раздалось вполне внятное и осознанное мычание.

– Кто-кто? – переспросил Боря.

За дверью надрывно залаяла какая-то мелкая собачонка.

– Да кто там? – раздражённо спросил Борька. Ну нет в их двери глазка, нету!

– Мальчик, твои родители дома? – наконец-то сказала за дверью какая-то женщина.

– А что вам надо? – с беспокойством спросил Борька.

– Тебя! – шипяще сказали за дверью. – Крови твоей… мальчик. Подайте голодному вампиру на пропитание…

В дверь стали скрестись, видимо, пытаясь преодолеть барьер. Борька спокойно вздохнул и повернул замок. В комнату ввалился Петька – довольный, как сибирский слонёнок. По виду не скажешь, что он чаще всего достаточно мрачный и неразговорчивый. Но, вообще-то, рядом с Борькой эта его неразговорчивость всегда пропадала. Как будто не было её совсем – нате, получите отменного болтуна!

– Борька! – крикнул он с ходу. – Делюсь! Безвозмездно! Идеей! Опробована на десяти… ста человеках! Действует безотказно! – за это время Петька успел скинуть кроссовки и зашёл в Борькину комнату. – Значит, вот. Подходишь к существу человеческого вида и делаешь так!

Петька напряг мышцы, страшно скривил лицо и сказал довольно знакомым, грубым мужским голосом:

– Аста ла виста, беби![2]

После этого он поднял указательный палец вверх, многозначительно покачал головой и важно изрёк тем же голосом:

– Ай-л би бэк![3]

Петька расслабил лицо и хлопнул Борьку по плечу:

– Понял? А после этого поворачиваешься и ме-е-едленно, вразвалочку уходишь.

– Глупости всё это, – сказал Борька.

– Почему?

– Потому что мы должны делать что-то большее! – Борька бухнулся на кровать и уставился в потолок. – Мы, может, помогать должны! Понимаешь, мы же одни такие! Кроме Эльки, но толку от неё… Нужно что-то грандиозное! Я всё пытаюсь придумать, а… никак не получается. Давай мозговой штурм устроим, что ли.