— Я и не вербую. Завершим дело, и езжай на все четыре стороны. Отделу ты до лампочки.

— А тебе? — Анатолий задал каверзный вопрос.

— Мне будет жаль редких животных, — я заподозрила, что попытка отшутиться не удалась.

Голос выдал привязанность, которую не удавалось разорвать. И надо ли было стараться?

 ***

Впервые приехала в Санкт-Петербург… Мне хотелось погулять по набережным красивого уютного города, посмотреть достопримечательности… Нырнуть под мышку Анатолия, чтобы он защитил меня от холодного ветра, без устали болтать с ним о чем-то веселом и приятном. Увы, нам было не до праздных прогулок.

Нашли старый четырехэтажный дом, место прописки девушки Лиды.

Напарник покрутился во дворе и проинформировал, что не чувствует поблизости врагов. Мы проскочили в подъезд за сгорбленным старичком, обогнав его, поднялись на верхний этаж. Дверь квартиры злодеи прикрыли, на замок не заперли. Ломать ее не пришлось.

Девушка лежала на диване без сознания. На ее шее темнели зарубцевавшиеся точки укуса.

— Он ее укусил, но не обратил, — сделал заключение Анатолий после быстрого внимательного осмотра пострадавшей. — Обмена кровью не произошло.

Я вызову "Скорую" из квартиры, а ты и думать не смей о том, чтобы подойти к телефону.

Я облегченно вздохнула, радуясь, что мы успели вовремя и девушка выживет, но сразу же вновь серьезно задумалась — не о том, как незаметно добраться до стационарного телефона и позвонить в Отдел. Такой маневр был обречен на провал. Я хотела испытать другой способ передачи сигнала бедствия, ненадежный, но единственный пока доступный. Начала к нему готовиться морально, укрощать разбушевавшиеся нервы.

Анатолий вышел на незастекленный балкон, подставил обе ладони снежинкам — редким и медлительным, но долгожданным. Снег помогал ему выследить врага. У меня пока на доступе к видениям точно стояла заглушка.

— Полуразрушенный заброшенный завод. В полночь назначена "стрелка" трех больших стай. Отсюда ехать далеко, но мы должны успеть, — вампир поделился наводкой, но без конкретики.

Где именно? Какой завод? Мало ли промышленных руин в городе и окрестностях!

Я понимала, что надо спешить до приезда "Скорой", но должна была немного потянуть время для важного действия, точнее, попытки, которая вряд ли увенчается успехом. Но шанс в процентов десять я отмерила и понадеялась на благосклонность госпожи удачи.

— Я есть хочу. Дай перекусить немного, — побежала на кухню.

— Возьми в дорогу, что найдешь в холодильнике, — разрешил Анатолий.

Я открыла холодильник. Из того, что можно было попробовать без опаски, выбрала копченую нарезку бекона и не распакованный кусок докторской колбасы. Все остальное испортилось за долгое время отсутствия молодой хозяйки квартиры.

Снег на улице закончился, но в морозилке его смогла немного наскрести в ладони. Поверила, что и мне он поможет. Вода — хороший проводник волшебных энергий.

Представила рядом Карла Альбертовича и Васю. Сконцентрировав мысли и силу воли в комок, постаралась им передать сообщение.

"Заброшенный завод в Петербурге или пригороде. Полночь. Вампирская война. Очень нужна помощь".

— Идем, — Анатолий прервал мою телепатическую трансляцию.

Меня словно легонько ударило током. Получилось?

Я пожалела о том, что не успела передать визуальный образ нового напарника, сообщить, что похитивший меня вампир на черном джипе — не враг человечеству. В утешение подумала, что если помощь придет, сама все объясню при встрече с коллегами.

***

После небольшого перекуса, за время которого я уплела за обе щеки бекон и колбасу, а мой напарник непрошено погостил на скотном дворе, мы продолжили, возможно, последний наш совместный путь. Я задремала и увидела новый эпизод увлекательного и все более переживательного сериала о жизни прародительницы.

Перед прекрасно видящими в темноте глазами Марьи простиралось страшное поле недавней битвы. Горе людское и счастье вампирское. Довольные объевшиеся сородичи отползали от высосанных трупов павших солдат и лошадей. Мужчины провожали ее взглядами кобелей, заметивших одинокую симпатичную суку.

Война с Наполеоном. Боль и ужас. Море крови, и ни капли радости. Марье хотелось спрятаться в лесу, вновь остаться наедине с собой.

Женщина не понимала толком, что побудило ее примкнуть к сородичам, следующим за войсками. Точно не обещание безопасности, перемирие на время войны между охотниками и вампирами. Охотники признавали полезность извечных врагов. Вампирский яд обеззараживал трупы, не допускал распространения инфекций. Присматривая издали, охотники не беспокоили питавшихся изобильной "падалью" кровопийц.

Марья не расставалась с мужниным заговоренным мечом. Сам вид ее оружия и чувство исходящей от него силы отгонял многих "кобелей". В походке женщины замечалась воинская выправка, постоянная готовность отразить атаку. На нее могли смотреть, но к ней не смели приближаться без разрешения, а она не собиралась подпускать никого.

Один смельчак нашелся. Молодой вампир невероятной красоты пошел за ней в лес. Золотистые длинные волосы, легкой волной ниспадающие на плечи, тонкие благородные черты лица, сияющие зеленые глаза… Марья понимала, что его внимание дорого стоит. Собравшиеся на поле битвы из разных мест вампирши были счастливы поймать его случайный мимолетный взгляд, о большем они лишь мечтали.

Не первый вечер он присматривался к Марье, искал, чем смог бы ее увлечь. Как и она, белокурый красавец предпочитал конскую кровь, а значит, не привык охотиться на людей. Ей это нравилось, но все-таки не настолько, чтобы подпустить его слишком близко.

Однако и прогонять не стала, когда он подошел, сел рядом и на ломаном русском языке объяснил, что его имя Оливье и он художник из далекого Прованса.

Марья подумала, что с него самого впору писать картины. Этот прелестный томный взгляд, эти чувственные нежно-розовые губы достойны кисти талантливого живописца.

— Я сделал твой портрет, — Оливье подал ей лист бумаги, на котором угольком нарисовал Марью в образе царицы: высокая прическа, скрепленная драгоценными заколками, платье, похожее на цветочную клумбу — все в шелковых тюльпанах и лилиях. Довершали образ надменный наклон головы и ямочки на пухлых щеках от хитренькой улыбочки.

— Порви его! А если хочешь, сохрани, но чтобы мне сего малевания не видеть, — Марья вернула лист бумаги художнику. — Портрет неправильный, лживый. Я ненавижу ложь. Коль хочешь, Оливье, запечатлеть мой образ, так рисуй, что видишь пред очами. Покажи все честно, без прикрас.

Оливье выполнил просьбу. С нового портрета глянула на Мафу растрепанная, похожая на нищенку, женщина с изможденным выражением лица. Тревогу на душе выдавали настороженно расширенные глаза и поджатые губы. Похожие на морщины полоски грязи подчеркивали впалость щек. Та женщина выглядела лет на двадцать старше прекрасной царицы.