Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотрите, а эта вам понравится, Ваше Величество?
— Нет, это совсем не та улыбка. Это усмешка. Причем отвратительная. Может быть, тебе помочь?
— Да.
— Скажи мне, что для этого нужно сделать?
— Пусть Ваше Величество соблаговолит назвать мое имя.
— Твое имя?
— Вы знаете, как меня зовут?
— Что за дурацкий вопрос. Разумеется, не знаю.
— Я ваша супруга четвертого ранга.
— Неужели?
— Так как же меня зовут, Ваше Величество?
— Может быть, ты соблаговолишь мне напомнить?
— Соблаговолю? Найдется ли в этом городе еще хоть один человек, который имел счастье услышать из уст Его Величества «Не соблаговолишь ли ты?»
— Так как же твое имя? Скажи!
— К чему такое беспокойство?
— Его Величество желает испытать беспокойство!
— Лучше я воздержусь. Мое имя станет для него причиной ночных кошмаров.
— Каким образом?
— Вряд ли из меня получится доброе привидение. А злое привидение имеет обыкновение являться после смерти. Вам наверняка это должно быть хорошо известно.
— Понятно.
Он встал и босиком подошел к столу. Там, на золотом подносе, лежала бамбуковая палочка с моим именем.
— Госпожа Ехонала, — прочитал он. — А как называют тебя в семье, Ехонала?
— Орхидея.
— Орхидея, — повторил он несколько раз и бросил палочку обратно на поднос. — Ну что ж, Орхидея, может быть, ты попросишь меня даровать тебе последнее желание?
— Нет, я хочу распроститься с жизнью как можно быстрее
— Я уважаю это желание. Что-нибудь еще?
— Нет.
— Ну, вот и хорошо, — сказал император. — Может, перед смертью ты захочешь узнать, как ты сюда попала? — Несмотря на желание казаться строгим, я заметила у него на губах улыбку.
— Пожалуй, я не буду возражать.
— Все началось с того, что главный евнух Сым рассказал мне историю... Иди сюда, Орхидея, ляг рядом со мной. Ничего страшного в этом нет, не правда ли? Может быть, это поможет превратить тебя в доброе привидение.
Я вскарабкалась на постель, при этом рубашка завернулась вокруг моего тела.
— Знаешь что? Сними это. — Император указал пальцем на рубашку.
С трепетом я обнажилась перед Его Величеством. Что за странную игру мы здесь ведем?
— Это история о императоре Ю Ди из династии Хань,[9]— с чувством начал свой рассказ император. — Как и у меня, у него были тысячи наложниц, которых он никогда в жизни не видел. У него хватало времени только на то, чтобы отбирать их по портретам, которые рисовал для него придворный художник. Наложницы задабривали художника многочисленными подарками, только чтобы он изобразил их как можно привлекательнее и желаннее. Самой хорошенькой из всех наложниц была восемнадцатилетняя девушка по имени Ван Чаочун. Она обладала сильным характером и не верила в подкуп. Она решила, что будет лучше всего, если художник изобразит ее такой, какая она есть на самом деле. Но тот, разумеется, нарисовал вместо нее настоящую образину. Портрет ни в малейшей степени не передавал даже отблесков ее красоты. Результатом стало то, что император Ю Ди ее отверг.
— В те дни, — продолжал Сянь Фэн, — ко двору прибывала многочисленная знать, чтобы выразить свое почтение императору, и среди них великий хан Шань Гу, стоящий во главе гуннов-туркоманов. Желая укрепить связи с могущественным соседом, император Ю Ди предложил ему в жены одну из своих наложниц. Выбор пал на Ван Чаочун, которую сам император никогда в жизни не видел.
Когда невеста пришла к нему для церемониального прощания, он был поражен ее красотой. Он и не знал, что в его гареме живет такая исключительная красота. Он пожелал овладеть ею немедленно, но было поздно — Ван Чаочун ему больше не принадлежала. Сразу же после отъезда своей бывшей наложницы император приказал обезглавить придворного художника. Но это его мало успокоило. Он навеки остался пленником далекой красавицы, до конца дней сожалея о своем несостоявшемся счастье.
Тут император Сянь Фэн многозначительно взглянул на меня.
— Я вызвал тебя потому, что не хотел уподобляться Ю Ди и нести груз сожалений до конца своих дней. Ты действительно красива, как описал тебя главный евнух Сым. Ты — перерожденная Ван Чаочун. Но Сым забыл мне сказать, что ты к тому же дама с характером. Ты гораздо лучше, чем этот чай из апельсиновой корки, которым они меня пичкают. Может быть, этот чай действительно полезен и изыскан, но мне его вкус не нравится. Впрочем, в последнее время мне ничего не нравится. Очевидно, появись сейчас передо мной живая Ван Чаочун, я бы тоже не смог ею насладиться. И насчет тебя у меня есть те же серьезные сомнения. Боюсь, что все мои мысли сейчас заняты только одним — неумолимо скукоживающейся картой Китая. Враги наступают со всех сторон. Они взяли меня за горло, плюют в лицо. Я словно побитый и подстреленный зверь. Как могу я сейчас спать со своими наложницами, когда меня постоянно преследуют кошмары, самые худшие из всех, какие только могут выпасть на долю мужчины? Я не способен произвести наследника. Между мной и евнухом сейчас нет никакой разницы.
Он начал смеяться. В его смехе чувствовалась непередаваемая горечь. Я поняла, о какой карте он говорит. Эта была та самая карта, которую показывал мне когда-то отец. Вообще, этот человек во многом напоминал мне отца, который так же безнадежно пытался вернуть былую славу и честь маньчжуров, а кончил тем, что был смещен со своего поста. Стыд, которым мучился сейчас Его Величество, был мне хорошо понятен. Тот же самый стыд убил когда-то моего отца.
Я посмотрела на Сянь Фэна и подумала, что вот передо мной настоящий человек знамени. Он прекрасно мог махнуть на все рукой, заняться своим садом или наложницами, но честь государства оказалась для него дороже всего, и беспокойство по этому поводу довело его до импотенции.
Весь мой страх куда-то улетучился, ему на смену пришло желание успокоить этого доблестного и несчастного человека. Я встала на колени и по-матерински прижала его голову к своей груди. Он не сопротивлялся, и в такой позе мы просидели довольно долго.
Потом он вздохнул и слегка отстранился, чтобы на меня взглянуть. Я схватила простыню, чтобы прикрыть голую грудь.
— Да брось ты, — сказал он, сбрасывая с меня простыню. — Мне очень нравится то, что я вижу.
— А как же мой смертный приговор?
Он слегка усмехнулся:
— У тебя есть шанс сохранить жизнь, если ты поможешь мне сейчас заснуть.
Кромешную тьму моей души внезапно прорезал луч солнечного света, и я улыбнулась.