Рыжий ненадолго задержался:

— Через час выходи во двор, — и скрылся, изо всех сил делая вид, что он — не хитрый лис, а покорный заяц, попавший в капкан.

Во дворе холодно, промозгло, темно и жутко неприятно. Выходить не тянуло нисколечки. Молчаливая жена Старшего неспешно сучила пряжу, больше показывая детям, что занята, чем на самом деле работая. Тройняшки безостановочно скакали вокруг гостьи, стараясь выведать что интересное или (кто знает?) выпросить кусочек сахару. Потому что всем детям известно: купцы обязательно возят с собой сладкие леденцы. Ведь, если у тебя нет запаса леденцов, зачем же выходить из дома? Угощения не нашлось, да и будь оно, давно уже оказалось бы в моём желудке под многоголосый разочарованный вой молодняка. Хозяйка дома исподлобья поглядывала на детей, тайком радуясь, что в кои-то веки всё внимание неугомонных досталось другой жертве.

— Тётя, а тётя! А ты у купцов за главную? — дёргала за рукав девочка с огромными глазами.

— Не бывать бабе у мужиков главной, — сурово отвечал чуть раскосый мальчишка, отпихивал сестру в сторону и заискивающе клянчил: — Тётя! А у тебя пряники есть?

— Да что вы, дети малые? — возмущался самый крупный сын, — откуда у неё пряники? Не видите: сума жидкая, а карманов нет! У неё, должно, леденцы. Есть у тебя леденцы?

Как, однако, быстро меняются неслухи, когда отец выходит за порог! Сидели — ручки на коленках, глазки в пол и только улыбочки хитрые гуляют; а лишь Щаслав за дверь, как с цепи сорвались! За ноги цапают и не отпускают, в сумку любопытно заглядывают, что приходится за уши оттягивать, рубаху цепляют — того и гляди порвут. Я с тоской глянула за окно. Темно, холодно… Но всяко лучше, чем здесь. Поклонилась тяжело вздохнувшей женщине, вместе с поклоном передавая три не знающих отдыха шила в попе, и поспешила к спутникам.

— Красна девица, чего это ты одна по ночам бродишь? — жарко прошептали у меня за спиной.

— Да вот ищу, чьей бы кровушкой полакомиться, пока никто не видит, — понизила голос в ответ и ловко поддела прикрывшегося тенью Радомира за ногу.

Подморозило, и по свежему ледку лёгкие сапоги заскользили, как на полозьях. Рыжий пересчитал ступеньки, лёг раскинув руки в стороны, и восторженно сообщил беззвёздному небу:

— Не женщина — мечта!

Я помогла приятелю подняться.

— Чего удумал-то? Как Старшего проведём?

— Я?! — возмутился Радомир. — Да я — сама честность!

— Купец — и честность? Ну, седины-то мои, пока ещё не проявившиеся, не смеши!

Радомир хотел было защитить свою честь и доказать, какой он весь из себя добродетельный, но, ненадолго задумавшись, понял, что от правды не убежишь, и повёл меня в соседний двор.

— А обойти никак? — злилась я, когда перелезала неистово скрипящий плетень. Видимо, издавать жуткие звуки было его основной задачей, потому как ни высотой, ни стойкостью заборчик не отличался. От вора противные звуки, конечно, тоже защитить не способны, зато ещё долго будут сниться ему в кошмарах.

— Вообще-то, можно. До калитки сажени три, не больше. Но так же веселее!

Радомир с готовностью поймал упавшую на него негодующе гневно ругающуюся женщину. Серый, хоть и куда менее широкоплечий, удержал бы. С этим рухнули оба.

— Ну дурак, — сообщила я рыжему.

— А то! — с готовностью согласился он.

К домику, который тенями в светлом проёме окна с головой выдавал изрядно захмелевших и уже дружелюблно обнимающихся мужиков, не пошли. Радомир подвёл меня к низенькой халупке, испещрённой щелями. Странно, пахнет, как хлев. Но кто ж в такой холодине станет живность держать? Да и поместится внутри разве что корова. Одна, к тому же неоткормленная. Хитрец открыл дверь и с довольной физиономией указал на нечто, скрытое внутри. Там, затравленно озираясь, косясь огромными ничего не понимающими глазами, стояла маленькая чёрная козочка.

— Вот!

— Ужас какой! — я отступила назад, чтобы не пугать животное запахом, но, кажется, рогатой было уже всё равно, зверь перед ней или человек. — Это ж кто так животину мучает? Неужто та самая, которую заморчане…

— Тьфу, — по привычке вставил Радомир.

— Тьфу, — подтвердила я, имея в виду мучителей-хозяев. — Та, которую заморчане всё свести пытаются?

— Да как сказать, — захихикал мужичок, — Щаслав подпил и сознался, что, вообще-то, это заморчанская коза. Точнее, её внучка. Они её каждый год туда-сюда выкрадывают, всё успокоиться не могут.

Я покачала головой. Спор спором, а живность мучать нечего.

— Надо её вытащить и домой отвезти, — ещё бы и почесала между длиннющих узловатых рогов, да чуяла, что только напугаю сильнее.

— Так и я о чём! Надо её вытащить, хорошенько Щаслава шугануть…

— Так, стоп-стоп! На такое я не соглашалась! — собственно, идея напугать вредного мужика мне нравилась. Даже очень. И животное жалко, и нам путь преграждать не станет. Ну, и весело ещё. Но не могла же я вот так сразу в этом признаться!

Но разошедшегося купца было не остановить. Шутка ли — шкуры тухнут[5]!

— …Тонкий по условленному знаку погасит лучину, я вытащу у Щаслава ключ (нечего им перед нами размахивать — тоже мне, хозяин нашёлся!), а ты ворота откроешь, — закончил он хитроумную задачку.

— Угу, чтоб дикое зверьё аккурат в деревню бы и влезло. Да и нам в ночь ехать — самое оно.

— На ночь? Фроська, ты что! Какие гости на ночь глядя, не обсказавшись, тем паче не позавтракав, уезжают?! Ворота подопрём, ключ под стол подкинем. Мало ли, что в суматохе выронишь! И с раннего утра да на свежие головы…

— Так уж и на свежие?

— Ради хорошего дела можно и на больные, — принёс себя в жертву шутник, — а самому Щаславу точно не до нас будет. Его жену видела? О! Мечта, а не женщина. Всю шею ему намылит, зуб даю! И никто нас держать не станет. Ну, одаришь поцелуем за такую выдумку?

— Затрещиной бы тебя, — мечтательно выдохнула я, прикидывая, насколько сильно повлияло на замысел выпитое вино. Решила, что, даже если оно послужило основным источником идей, всё равно не откажусь. Потому что, как бы я ни старалась этого скрыть, вспомнить былые времена и наделать урезин так и подмывало.

— Но козу берём с собой и отвозим к заморчанам, — потребовала я.

— Тьфу, — согласно сплюнул Радомир.

Когда странно пахнущая женщина и огромный мужик, воняющий брагой, ворвались в убежище к беззащитной козочке, она вжалась в стену, всеми силами показывая, что готова потесниться. Когда двое людей пошли в наступление, зажимая животное в тиски, она мотала головой, тщетно пытаясь сообразить, что ещё более неприятное с ней вообще можно сделать. Но когда отвыкший от деревенского уклада торговец попытался схватить её за рога, а женщина пахнула самым настоящим волком, коза решила, что терять уже нечего, и пошла в наступление.