– Это было очень предусмотрительно с твоей стороны, Джеймс, – сказала Морган. Он улегся рядом, не снимая ночной рубашки.

– Это всего лишь здравый смысл, – продолжал он, задувая свечи у кровати. – Почва здесь песчаная, и я заметил, что кабачки, бобы, даже кукуруза растут плохо, а вот пшеница – наоборот. По крайней мере, неподалеку от моря.

Кажется, минеральные источники, угольные шахты и урожаи зерновых были любимыми темами Джеймса для полуночных бесед. Морган тяжело вздохнула и, перекатившись на бок, прижалась к мужу.

– Ты мог бы возделывать и свое собственное поле, Джеймс, – прошептала она и, взяв его руку, потянула к своей груди. – Мы должны выполнить свой долг, чтобы богатства Белфордов умножались и переходили от отца к сыну.

Джеймс явно не горел желанием вступать и интимный контакт. Он так долго молчал, что Морган подумала, не ведет ли он сам с собой спора о необходимости наследников и об отвращении – или страхе – к процессу их производства.

– Видишь ли, Морган, – начал он довольно сухо, – не хотел бы показаться равнодушным к перспективам нашего соединения – в физическом смысле. – Он откашлялся. – Но обстоятельства складывались таким образом, что мы были вынуждены отложить это на некоторое время. А сегодня уже довольно поздно, а у меня был трудный день, так что мы вполне могли бы отложить это до завтра.

Морган решила перейти в атаку, используя самое сильное оружие.

– Ты не хочешь меня! – воскликнула она и, отодвинувшись, зарыдала. – Я тебе противна! Ты не хотел на мне жениться! Завтра же напишу дяде, пусть расторгнет брак!

Джеймс не ответил, но тут Морган поняла, что ее заявление – замечательный выход для них обоих. И сразу же вспомнила о своем положении: беременная невеста едва ли может рассчитывать на развод на том основании, что муж к ней не прикасается.

Но Джеймс уже обнимал ее.

– Морган, пожалуйста, успокойся, ты вовсе не противна мне. Ты… очень милая.

– Я не милая! – Морган пыталась выдавить хоть одну слезинку, но безуспешно. Она стукнула по подушке и попыталась изобразить рыдание.

– Ну, может, «милая» и не слишком удачное слово. – Джеймс пытался привлечь Морган поближе. – Но ты мне нравишься…

Морган наконец удалось выжать из себя слезу. Она немедленно прижалась щекой к его лицу, чтобы он почувствовал, как она плачет, и одновременно обняла его, прижимаясь всем телом.

– Ты должен доказать мне это, Джеймс, – дрожащим голосом, но довольно твердо объявила она. – Иначе я умру от отчаяния!

Морган почувствовала, что переигрывает, но Джеймс и в самом деле осторожно начал целовать ее ухо, шею, плечи.

– Бедная моя женушка, – печально пробормотал он, – я вовсе не собирался увиливать от своих обязанностей.

Обязанностей! Морган стиснула губы, что бы сдержать рвущиеся наружу резкие слона. Но Джеймс уже ничего не замечал, полностью поглощенный процессом освобождения ее груди от одежды. Морган помогла ему, а затем нежно стянула рубашку и с его плеч. В темноте был различим лишь его силуэт, но Джеймс казался довольно сильным, несмотря на худобу. Сейчас, когда Джеймс ласкал ее грудь, прерываясь только для поцелуев, он уже не казался таким спокойным и сдержанным. Но Морган его прикосновения нисколько не волновали. Наверняка из-за беременности, подумала она.

Он целовал ее все более страстно, ласкал спину, ягодицы. Сдерживая нетерпение – но не от растущего желания, а просто чтобы это все скорее кончилось, – Морган стиснула зубы и потянулась рукой к бедрам мужа. Эта штука у Джеймса была еще недостаточно твердой – во всяком случае, не как у Френсиса, но Морган тут же приказала себе воздержаться от сравнений. Она принялась ласкать его рукой и очень удивилась, когда услышала в ответ тихий стон. Она откинулась на спину, распахнула бедра и направила Джеймса внутрь своего тела. Это оказалось неожиданно трудно, несмотря на растущую страсть Джеймса. Морган с изумлением обнаружила, что ей вовсе не нужно изображать боль, когда он наконец проник в глубину ее плоти. Его неопытность сослужила ей хорошую службу.

Казалось, целую вечность они пробыли так, соединившись и мерно двигаясь взад и вперед, пока Морган не почувствовала, что ее опять тошнит. За миг до того, как она готова была признаться, что нездорова, Джеймс наконец взорвался внутри ее тела со стоном удовлетворения. Морган тихонько лежала, придавленная его телом, измученная, но торжествующая. И понимающая, что не только не получила никакого удовольствия, занимаясь любовью с Джеймсом, но не испытала и намека на возбуждение. И когда он вышел из нее, шепча что-то, Морган даже не прислушивалась, слезы безудержно катились по ее щекам. О Боже, думала она, ну почему он не такой, как его брат?

Джеймс удивился, почему невинная невеста оказалась столь опытна в искусстве соблазнения мужчины и вела себя вполне уверенно, но не стал придавать этому значения. Морган довольно скоро поняла, что его гораздо больше волновало, как он сам справился с ролью мужа. И то, что ей было больно в момент близости, убедило его в девственности невесты. Морган благодарила судьбу и всех святых за то, что Джеймс оказался не только неопытным, но еще и абсолютно эгоистичным в постели.

В течение следующих нескольких недель он довольно редко проявлял желание заняться любовью, раз в четыре-пять дней. И похоже, не замечал, что молодая супруга не пылает ответной страстью.

Морган же почти все время чувствовала себя плохо, ее постоянно тошнило, а тут еще приходилось скрывать свое состояние от мужа. Полли молча помогала ей. Джеймс каждое утро поднимался очень рано и успевал уйти до того, как Морган позовет на помощь прислугу с тазиком.

Первая личная беседа с графиней прошла замечательно, и это было, пожалуй, самым светлым событием в жизни Морган с момента приезда. Пожилая леди заверила ее, что и сама чувствует себя неважно и после смерти мужа окончательно потеряла желание исполнять роль хозяйки замка.

– По правде говоря, – сказала она, слабо улыбаясь, – я испытала некоторое облегчение с вашим приездом. Люси прекрасно управляется с хозяйством и слугами, но она тяжело переносит беременность и скоро вообще не сможет заниматься домашними делами. Это благословение Господне, что вы можете заменить нас.

Морган были приятны добрые слова, но она подумала при этом, как долго сможет нести бремя ответственности за порядок в замке и окрестностях. Во всяком случае, она сделает все, от нее зависящее. И она решила начать с посещения арендаторов и фермеров. Сначала беседы с ними давались нелегко, но постепенно Морган поняла, что и мужчины, и женщины в Белфорде относятся к своей графине гораздо теплее, чем она ожидала.

– Я никогда не разговаривала с простыми людьми в Фокс-Холле, – призналась она Люси как-то июньским полднем, когда они сидели на террасе. – Здоровалась с ними, перебрасывались парой слов, но, хотя знала с детства почти всех, никогда не интересовалась их жизнью.

Люси опустила руку, успокаивая своего мастифа, который вскочил было, пытаясь поймать зубами пчелу.