То же самое утверждает и Олеся Гагарина. Только не книжку читала, а болтала с мужем по телефону. Виктор прервал ее разговор. Побыл минут пятнадцать и ушел.

– Подтверждение телефонного звонка есть?

– Нет пока. Когда бы я успел? Но проверить это очень легко.

– А девушка, которую привел Бантышев? – внезапно спросил Макар.

Бабкину пришлось напрячься, чтобы вспомнить ее фамилию.

– А, Катунцева. Говорит, заглянула в библиотеку и зачиталась.

– Какие все начитанные, – пробормотал Илю-шин. – У одной философия эпохи Просвещения, у другой… Что, кстати, у другой?

– Понятия не имею. В записях Кутикова никаких пометок.

– А где он сам был?

– Фейерверки тестировал. Я могу подтвердить.

– Ты у нас главный подозреваемый, – усмехнулся Илюшин. – К убитому испытывал личную неприязнь. Был оскорблен им в присутствии свидетелей.

– Свидетеля, – поправил дотошный Сергей.

– Ну пусть свидетеля. Вспылил, наговорил ему в ответ гадостей. Ушел заедать обиду пирожными. Не обнаружив последних, впал в исступление, вернулся, отыскал Баширова в оранжерее и огрел его по голове купидоном. Убедительно?

Бабкину внезапно остро захотелось пирожных.

– Неубедительно. Я бы успел остыть, пока шлялся по столовой.

– Жаль, – вздохнул Макар. – Сдал бы я тебя правоохранительным органам. Получил бы заслуженный гонорар.

– К тому же я успел поговорить с Жорой, – вспомнил Бабкин.

– А, телохранитель.

Илюшин вдруг рассмеялся.

– Ты чего?

– Вот охранники-то подобрались у Баширова – один другого круче. Первый его сначала подставил, потом обхамил, а затем вовсе сбежал…

– Не сбежал, а ушел с достоинством, – буркнул Сергей. – К тому же я фальшивый телохранитель.

– Второй тоже смылся, хотя обязан был неотлучно оберегать доверенное ему тело… Братцы, да у вас прослеживается явственный сговор! И алиби нет ни у того, ни у другого.

Бабкин порыскал в записях Кутикова. Телохранитель, телохранитель… Где же он? И что это за неизвестный ему Пащенко? Ах, так это же он и есть!

Георгий Пащенко. Примерно в шесть двадцать оставил Рината Баширова одного в комнатке-гримерке, ушел в столовую, где встретил своего лже-напарника. Поговорил с ним минуты три, захотел курить. Следующие десять-пятнадцать минут пробыл на заднем дворе, пока кто-то не прибежал с криками, что его босса убили. Никого не видел, ни с кем в разговоры не вступал. Слышал только звуки запускаемых салютов из-за дома.

– Кстати, это означает, что у самого Кутикова железобетонное алиби, – вслух подумал Сергей.

– Если только фейерверки за него не запускал кто-то другой, – немедленно возразил Макар. – Что с Грегоровичем?

– Богдан слушал Шаляпина в своей комнате. Переодевался к ужину.

– Постой, к какому ужину? Вы ж ели!

– Ко второму. С тортиком. Который внизу в это время поварихи украшали.

Макар возвел глаза к потолку.

– На первое картошка-фри, на второе тортик. Утренник какой-то в детском саду, а не тусовка короля поп-сцены. Где, черт возьми, женщины легкого поведения? Где наркотики? Выпивка, в конце концов? Шампанское рекой, обнаженные негры по колено в пенной струе, разврат и порок, кокаиновые дорожки и разбросанные по огороду шприцы? Где мускулистые тройки голых юношей, запряженных в карету, из окна швыряются купюрами балерины и певицы? Где размах, в конце концов?!

Бабкин засмеялся.

– Дикий ты человек, Илюшин, – с удовольствием сообщил он, чувствуя, что и на его улице наконец-то настал маленький, но праздник. – Пить они не могут, потому что от шампанского толстеют. А растолстеть для артиста – это самый тяжкий грех, как я успел понять. Можешь фальшиво петь, можешь упасть со сцены лицом в оркестр – все тебе простят. Но если ты набрал лишние два килограмма – вон из профессии!

– А негры? – не сдавался Макар.

Бабкин укоризненно покачал головой.

– Тебе что Грегорович объяснял? Миллионы поклонников в курсе, как проходит праздник у кумира. Селфи! Социальные сети! Тут тебе не рокеры собрались, которым сойдут с рук любые непотребства, а приличные поп-исполнители. Некоторые даже заслуженные! И ты хочешь, чтобы у этих людей на благопристойном празднике вдруг из тортика вылез голый мужик с хлыстом и понюшкой кокса?

Илюшин не выдержал и захохотал.

– Вынужден признать, что ты растешь на глазах, Серега! – признал он. – У тебя проснулось воображение и понимание особенностей текущего момента. Ладно, давай к делу. Что там с алиби у Вероники Копытиной?

– Это кто такая? – изумился Бабкин. – А! Кармелита! Подожди, сейчас скажу…

Он нашел в записях Кутикова Веронику Копытину и развел руками:

– Сначала запускала салюты с Кутиковым, потом играла в бильярд с Решетниковым, потом гуляла по дому, спускалась покурить с шоферами, вернулась к себе, гуляла в оранжерее, снова ушла…

– В общем, Фигаро тут, Фигаро там.

– И ничего не может сказать о времени. Часть алиби Кутиков с Решетниковым подтвердят. И водители. Но где она проболталась те двадцать минут, в которые убили Джоника.

– …один бог знает, – закончил Макар.

– В ее случае скорее черт. Демоническая баба!

– В каком смысле?

Бабкин замялся. Трудно ему описывать всех этих людей…

– Сам увидишь, поймешь, – выкрутился он. – А мне надо делом заниматься, а не языком трепать.

Он взглянул на экран сотового. Уже половина двенадцатого! А у них еще толпа народу не опрошена.

– Давай я все-таки с телохранителем поговорю, – предложил Сергей. – А ты пока с Олесей Гагариной побеседуешь, чтобы времени зря не терять. Кто у нас останется?

– Решетников, Бантышев, Катунцева, – перечислил Илюшин.

Сергей, еще пару часов назад удивлявшийся, отчего поп-король позвал так мало гостей, теперь сердито подумал, что незачем было собирать огромную толпу. Случись убийство, как с ними со всеми разбираться!

– Прислать к тебе Гагарину?

– Давай. Слушай-ка, Серега…

Бабкин остановился в дверях и выжидательно посмотрел на друга. Илюшин повертел в пальцах карандаш.

– А у тебя не возникло никаких догадок, кто мог бы быть любовником Решетникова? На уровне чисто интуитивных ощущений?

Сергей пожал плечами. За интуицию и озарения у них отвечал Макар. А он – крот. Копается в земле, выискивает корешки сухих фактов и зернышки обстоятельств.

– Я даже не успел проследить за этим небритым красавчиком.

– Я не об этом.