Наконец Профессор заговорил:

— Извините, Сергей, но я давно к вам присматриваюсь… Вы ведь никоим образом не могли заметить того человека в кустах. И уж тем более покончить с ним одной очередью, не целясь. Разве не так?

Мне еще до экспедиции хотелось, хоть отчасти, поделиться с Профессором. Настал подходящий момент. Я рассказал ему о возникших у меня способностях, о моих контактах с Кошками, умолчав лишь о схватке на границе периметра, в которой погиб Кондор. Я довольно о многом рассказал ему: и про «Глас Божий», и про то, что, кажется, не один я улавливаю какие-то странные сигналы. Правда, это обычно происходит после укола героина, которого я-то не употреблял.

Профессор выслушал меня очень внимательно. Наконец сказал:

— Подобные сведения, только в очень обрывочном и искаженном виде, до меня доходили. А ваши слова создают некую картину, не знаю, насколько полную, но достаточную, чтобы составить какие-то суждения. Ответьте, только честно, вы действительно не колетесь?

Я пожал плечами.

— Ну хорошо. А не замечали в прошлом за собой чего-нибудь необычного, какого-то намека на, скажем так, экстрасенсорные способности? Вы ведь воевали. Там у вас суперинтуиция не проявлялась?

Интуиция у меня была — как у всех воюющих. Если хочешь остаться в живых, она непременно проявится. Но — ничего похожего. Так я и объяснил.

Профессор почесал затылок.

— Конечно, протестировать бы вас как следует. Тут ведь могут играть роль и наследственные факторы, и какие-то индивидуальные особенности вашего организма.

— У меня была контузия. Я три недели провалялся в госпитале. Но потом ничего, полностью восстановился, никаких последствий.

Профессор поразмыслил, опять поскреб затылок.

— Н-да, контузия. Конечно, то, что я скажу — просто вольные вариации на тему. Ничем абсолютно не подтвержденные. Но все равно… Начнем от печки. В науке существует такое гипотетическое понятие: эффект Калипсо. Всякий биологический вид развивается эволюционно, любые изменения проявляются и нарастают на протяжении смены многих поколений. Мутации любого генезиса тоже проявляются в последующих поколениях. Особь, подвергшаяся, например, воздействию радиации, может заболеть или вообще погибнуть. Но она не мутирует. А вот этот самый эффект Калипсо предполагает, что в эволюции возможны скачки, когда при определенных условиях уже существующая особь может обрести некие принципиально новые качества.

В Зоне, безусловно, действует никому не известный фактор или совокупность факторов. Они меняют уже существующие биологические системы. Примеров, надеюсь, приводить не надо. То есть мы наблюдаем нечто вроде того самого эффекта Калипсо. Выжившие в Зоне изменились. Недаром же многие лекарственные препараты вызывают парадоксальные реакции — с точностью до наоборот или вообще не пойми как. Героин тоже вызывает парадоксальные реакции, об этом вам известно. Но ваши способности мало похожи на возможности тех, кто колется. Если разобраться, общее лишь одно — способность воспринимать какие-то непонятные и неизвестно откуда исходящие сигналы, передатчиками которых считают Кошек.

— Считают не считают, но они точно передают что-то. Когда стаей. Они теперь почти постоянно держатся стаями.

— Знаете, — сказал Профессор, — я, возможно, опять произнесу антинаучную ересь. Но поскольку традиционная наука бессильна, всякая ересь обретает статус гипотезы. Не зря ведь люди тысячелетиями считали кошек некими трансцендентными существами, причастными к реальному и ирреальным мирам одновременно. В Древнем Египте их обожествляли, в средневековой Европе считали дьявольским отродьем и побаивались. Но люди всегда интуитивно чувствовали, что кошка — животное необычное, что в нем есть какая-то загадка. Можно, конечно, все объяснить видом и повадками кошек и психологическим воздействием этих составляющих на человека. В науке так и принято считать. Как и с пауками, например. Пауки в подавляющем большинстве не ядовиты и не агрессивны. Кроме противной паутины, вреда от них никакого. Но их внешний вид, чуждый некоторым глубинным инстинктам человека, делает их отталкивающими и пугающими. В подсознании одна их поза ассоциируется с агрессией и угрозой. Да боге ними, с пауками… Давайте представим, что и обычные кошки имеют некие неведомые способности, что они являются как бы резонаторами того, что для науки остается неизвестным. Я вовсе не о мистических аспектах. Быть может, в силу своей необычной природы, помноженной на здешний эффект Калипсо, наши Кошки способны улавливать те самые неведомые факторы, которые действуют в Зоне. Их, скажем так, над-способности значительно усилились.

— Даже чересчур, — буркнул я. — То есть, по-вашему, они слышат то, что исходит из Эпицентра?

— Слышат? Думаю, что их восприятие не ассоциируется ни с каким из пяти известных нам органов чувств. Вот вы — вы слышите, видите или что-то еще?

Я подумал и ответил:

— Скорее все-таки что-то еще.

— Вот и у них то самое еще. Или какое-то другое. И у тех, кто колет себе героин, у них тоже какое-то еще. Но все перечисленные в той или иной мере начинают ощущать упомянутый неизвестный фактор Зоны. Кошки, по-видимому, очень интенсивно. Героинщики, на фоне общей разбалансировки психики, искаженно, а вы…

— А я только недавно узнал, что могу чувствовать это — от тех же Кошек.

— Вы об этом не задумывались, вот и не знали. Кошки настроились рефлекторно. Святоши, понятно, вечно апеллировали к Всевышнему. Поэтому и услышали Глас Божий. Но с вами все-таки непонятно… Предположим, контузия. Гм… Героиновое опьянение не расширяет сознание, как уверяют сторонники психоделии. Само по себе наркотическое опьянение здесь ни при чем. Героин неизвестным образом стимулирует у некоторых, заметим, не у всех, некие возможности, возникшие, скажем условно, в результате эффекта Калипсо, порожденного Зоной. А у вас похожие способности проявляются естественным путем и носят постоянный характер, как у Кошек. Но вы, прошу прощения, все же не Кошка. Значит, есть иная причина. И ваша контузия не хуже любой другой. Она могла как-то повлиять на ваш мозг. А фактор Зоны резонирует с возникшими изменениями. Чистая фантазия, конечно.

— Логики она не лишена, — сказал я. — Но что из всего этого следует?

— Пока ничего. Я, во всяком случае, не знаю.

Наша беседа вдруг прервалась. Бэтээр резко затормозил. Я тоже выжал педаль. Трасса в этом месте делала плавный поворот. Из транспортера было видно что-то, чего не видел я. Но особой опасности оттуда не исходило. На крыше бэтээра опять шевельнулся мини-«Град».

Я сказал по рации Володе Исаеву:

— Оставь в покое свою ракетницу.

— А ты что, не видишь, что впереди?

— Не вижу. Ты загораживаешь. Но сейчас увижу.

Я открыл дверцу вездехода, спрыгнул на землю и отправился в обход нашего «авангарда». Из люка появился Володя и присоединился ко мне. На броню вылезли было еще два бойца, но я показал им кулак, и они скрылись.