— Остается Швиц. Он тоже был рядом с гостиницей, помните?

— Кстати, о Швице. Я расспросил полицейского и узнал немало любопытного. Швиц — персона известная в Механисбурге, в основном своими темными делишками. Контрабанда, подкуп, запугивание неугодных. Это про него говорил Гильоше, когда хвастался часами, что доставил ему местный жулик. Но в тот день Швиц сидел в той же пивной, что и полицейский. Он не мог пройти к вам в гостиницу. А коридорах не видели никого постороннего, и на пожарной лестнице преступник не болтался. Думаю еще раз побеседовать с управляющим и горничной, но интуиция подсказывает, что они тут ни при чем. Ведь все шишки полетели бы на них, случись с вами настоящая беда.

— А про тайну автоматона вы что-нибудь узнали?

— Не успел, — признался Максимилиан. — Меня взяла в плен Белинда. Ох, и шустрая девица… Завтра сходим в библиотеку и в гости к Карлу. Посмотрим, что удастся обнаружить.

Они замедлили шаг. В зачарованной роще царило волшебство.

— Никогда не видела ничего подобного! — призналась Аннет.

Деревья были вырезаны из картона так хитро, что отбрасывали удивительные тени — драконов, сирен, цветов или ведьм. Если задеть дерево рукой, тени шевелились, как живые, по лесу разлетался едва слышный шорох, словно шепот десятка голосов.

— Эту декорацию тоже сделал Жакемар?

— Вряд ли. Скорее, кто-то из его учеников или внуков. Добрая сказка не в характере старого мастера.

Они достигли края зала и остановились у бумажного дуба. Утомленная Аннет прислонилась к кирпичной стене. Максимилиан встал рядом, оперевшись рукой на стену над ее плечом. Девушка запрокинула голову и глубоко вздохнула. Полумрак и сказочная атмосфера располагали к необдуманным поступкам. В крови все еще бродил медовый дурман. Наверное, именно он заставил ее рассматривать лицо склонившегося над ней мужчины куда пристальнее, чем следовало. Она пыталась понять, в чем кроется его привлекательность. Красавцем его не назовешь: нет ни капли утонченности в его крупных чертах и длинном подбородке. Нос, как у портового забияки. Разве что глаза необычные, да изгиб бровей выразительный. Да еще эти складки у губ… Она уверяла себя, что ей вновь движет интерес фотографа. Пожалуй, будет действительно любопытно запечатлеть его неуловимое обаяние на фотографической бумаге. Жаль, изображение черно-белое…

Будто во сне Аннет подняла руку к виску Максимилиана, быстро коснулась и спросила:

— Почему у вас темные волосы, а баки — рыжие? Если вы отрастите бороду, будете похожи на Рыжебородого Генри.

— Такое часто бывает у мужчин с каштановыми волосами, — ни капли не удивился Максимилиан. — Вы раньше не замечали?

— Никогда.

Максимилиан усмехнулся, и она поспешила переменить тему:

— Мне здесь очень нравится. Такое удивительное освещение…

Разрядить нарастающее напряжение не получилось, потому что Максимилиан прервал ее:

— Ваша кожа светится перламутром, вы знаете? Впрочем, дело не в освещении. Вы и в лучах солнца похожи на весеннюю фею. А таких зеленых глаз я не видел ни у кого. Их красоту не скрывает даже ваше пенсне народной просветительницы.

С этими словами он поднес руку к ее лицу, осторожно потянул за дужку, снял пенсне и неторопливо опустил себе в карман. Жест получился бесстыдно интимным, как будто он не очки с нее снял а, например, блузку.

Его поступок и слова произвели на Аннет нее куда большее впечатление, чем ей хотелось бы признать. «Я как-то неправильно себя веду, — осознала Аннет. — Он решит, что я его поощряю. Но я не хочу его поощрять. Это ни к чему хорошему не приведет. Вон, как самодовольно улыбается. Думает, попалась, наконец, дурочка, в его сети».

Ни с того ни с сего бумажные листья затрепетали, как от сквозняка, тени ожили и принялись танцевать.

Максимилиан наклонился ближе. Аннет почувствовала на щеке его дыхание и встрепенулась:

— От вас пахнет вином! — обличающе воскликнула она. — Вы пили вино?!

— Ну да, — признался босс. — А что такого? Вы же пригубили медовухи. Я тоже хочу расслабиться.

— Сами признавались, что от вина вы теряете голову и выкидываете глупости, — упрекнула его Аннет.

Он хищно усмехнулся.

— Вы этого боитесь? Что я совсем потеряю голову? Напрасно. Я выпил всего пару глотков. Отлично себя контролирую. Иначе я бы не обсуждал жакемаровых наследников, а сразу сделал то, что мне ужасно хочется — поцеловал вас.

У Аннет гулко забилось сердце. Она попыталась сделать шаг в сторону, но Максимилиан положил вторую ладонь на стену, и она оказалась в ловушке.

— Не волнуйтесь, Аннет. Мне можно доверять, — успокоил он ее таким вкрадчивым тоном, что она еще сильней насторожилась. — Я бы всего-навсего поцеловал вам руку… вот здесь.

Он взял ее безвольную кисть и легко потер тыльную сторону большим пальцем.

— Конечно, я бы этим не ограничился… потом я бы поцеловал вас в запястье. У вас здесь удивительно тонкая кожа….

Он перевернул ее кисть и коснулся пальцем там, где на запястье билась жилка. Аннет затрепетала. Она не могла сдвинуться в места. Он ее словно загипнотизировал! Максимилиан тихо продолжал:

— Затем я коснулся бы губами здесь и здесь…

Она почувствовала, как он медленно расстегнул пуговички на рукаве. Их было ужасно много, и когда он справился, манжета распалась на две части, обнажив руку до локтя. Его палец медленно скользнул по внутренней стороне предплечья, до самой ямки на сгибе. Аннет вздрогнула от щекотки, но руку вырвать не смогла, потому что Максимилиан крепко удержал ее за локоть. Сердце уже не просто билось — оно сходило с ума. Его пальцы казались раскаленными, а голос шептал прямо на ухо:

— Дальше рукав… какая жалость. Но ничего: шелк тонкий, и вы бы легко почувствовали прикосновение моих губ сквозь ткань, когда я бы двинулся дальше… к плечу, потом сюда, к шее. Здесь я бы задержался подольше.

Его пальцы уверенно скользили, показывая то, что именно делали бы его губы. Аннет затаила дыхание, угадав, куда они двинуться затем. Предвкушение было таким сильным, что колени задрожали, воздуха стало не хватать.

— Наконец, я бы добрался до цели. И сделал то, что мне снится каждую ночь в последние дни, — голос Максимилиана охрип, когда он произнес эти слова. Большой палец медленно провел по очертанию нижней губы Аннет, и она совсем потеряла голову.

Она сглотнула раз, второй. На третий раз не вышло, потому что во рту пересохло. Ничего подобного с ней раньше не происходило.

Она целовалась с Бастианом, и ей было приятно, но острого удовольствия она не испытывала, когда, как рассказывали подруги, мир словно пропадает, а тело трепещет от восторга.

А еще Бастиан шумно дышал, и исходящие из его носа звуки умиляли, но не давали забыться. Аннет прислушалась: если бы Максимилиан принялся пошло пыхтеть, ей стало бы проще. Она бы рассмеялась, оттолкнула его и с легкой душой сбежала.