Сон был беспокойный. О том как в спящем виде он держал руку на пульсе, проверял посты, наблюдал за местность. Он засыпал, потом просыпался, балансировал на грани сна и бодрствования, слышал шум, видел как блуждают в пространстве люди. Менялись часовые. Кто-то сидел на корточках у камина, подкладывая дрова. Горели свечи разбрасывая зыбкий, колеблющийся свет. Совсем рядом посапывала Настя и снова не хватило смелости положить на неё руку.

Он очнулся в очередной раз и вздрогнул. В метре от него сидела упитанная крыса, подбирала лапами хлебные крошки, отправляла в рот. Она была в длину не меньше тридцати сантиметров, длинный голый хвост, розовая изнанка мохнатых ушек. Крыса сидела в угрожающей близости, бусинки глаз пристально смотрели на разведчика. Она оставила в покое крошки, застыла, только нос совершал слабые движения. Соседство было не очень приятным. Здешние крысы похоже не голодали, осталось ещё в закромах чтр-то съестное.

Шубин шикнул на неё, замахнулся рукой. Крыса развернулась, вальяжно двинулась прочь, невозмутимая, исполненная достоинства. Дверь в коридор была приоткрыта, крыса перевалилась через порожек и растворилась в темноте.

Взгляд остановился на рации, стоящей у стены. Что же его так беспокоило?

Когда он снова проснулся часовая стрелка приблизилась к отметке девять. Пять часов проспали, пора и честь знать. Кто-то уже проснулся, другие ещё сонно сопели и кряхтели. В келью заглянул часовой красноармеец Левашов.

- Товарищ лейтенант, а где Гулыгин? - боец заразительно зевал.

- Ушёл Гулыгин, - потянулся и поднялся Гончар. – Сказал, что надоела ему монашеская жизнь. Пошёл в подвал искать сокровища первобытных монахов.

- Каких монахов? - не понял Глеб.

- Ну он так сказал, - смутился Гончар. - Выспался боец. Три часа на сон - просто роскошь.

Послышался топот. Все насторожились. Вскочила и завертела головой заспанная Настя. В келью влетел взволнованный Гулыгин.

- Товарищ лейтенант, в подвале люди сидят. Не военные, наши, гражданские. Ей богу, перепугался даже. Спускаюсь туда, иду, а на меня вдруг такое привидение из-за угла, бородатый мужик, страшный, в длинных одеждах. Я, ей богу, чуть не пристрелил его.

- Вот тебе и призрак первобытного монаха, - ухмыльнулся Карабаш. - Ты про сокровища у него спросил?

- Да иди ты! - отмахнулся Гулыгин. - Не припомню, чтобы боялся чего-то, а тут аж зубы застучали. Потом баба появилась.

- Тоже в длинных одеждах? - уточнил Карабаш, сдерживая смех.

- Ну да, - растерялся Гулыгин, потом вспыхнул, сжал кулак. - Слушай умник, я сейчас тебе в ухо дам!

- Никогда не угрожай человеку с автоматом, -назидательно сказал Карабаш и на всякий случай отступил. - Даже человеку с пустым автоматом никогда не угрожай.

- Короче… - повысил голос Глеб. - В подвале гражданские?

- Так я и пытаюсь вам это объяснить, товарищ лейтенант! - кипятился Гулыгин. - Мы же не стали подвал осматривать. Решили, что немцев там нет. Их там и впрямь нет, а гражданские есть. Пятеро, один больной. Бежали из соседней деревни. Её поджечь кто-то пытался, а немцы стали хватать народ и расстреливать. Они мирные, товарищ лейтенант. Сидят в подвале и всего бояться. Что будем делать? В принципе скоро наши сюда придут и они смогут выйти…

Но ознакомиться с этой публикой безусловно стоило. В подвал не спускались, снова ошибка. Теперь понятно почему калитка была заперта на засов.

Шубин оставил Гончара и Асташкина насторожить монастырь а с остальными направился в подвал. Гулыгин возглавлял процессию, светил фонарем.

Подвалы под монастырём действительно были знатные. Узкий коридор с каменными стенами вывел в сумрачный зал с низким потолком, который поддерживали массивные колонны. У дальней стены громоздились какие-то доски, разобранная мебель, задубевшие мешки с цементом. От зала лучами ответвлялись три коридора, чернели их бездонные проемы.

- На самом деле тут всё несложно, товарищ лейтенант, - зашептал Гулыгин. - Мне просто любопытно стало, спустился. Все коридоры заканчиваются тупиком. Помещений немного, но они просторные. Есть смежные комнаты, есть отдельные. Два коридора по быстрому смотрел, свернул в третий, а на меня как попёрли эти призраки. Думали что я немец, хотели доской огреть. Но когда я по-русски материться начал, передумали.

Люди находились в сумрачном склепе, где ощущался сквозняк. В углу горел небольшой костёр из обломков досок. Дым уходил сквозь щель в потолке, сквозило в этом месте прилично и в окружающем пространстве почти не чувствовался. Костер не давал много тепла, но рядом с ним можно было существовать. Люди, сидевшие на ворохе тряпья, поднялись на встречу разведчикам.

- Спокойно, товарищи. Мы свои, - сообщил Шубин. - Разведка 2-ой Московской дивизии. Не надо волноваться, скоро Красная Армия будет здесь. Кто вы такие? Как здесь оказались?

Беглецы были тепло одеты, но едва ли чувствовали себя хорошо в стылом подземелье. Женщина среднего возраста, с усталым, морщинистым лицом, робко улыбалась, утирая слёзы. Поднялась ещё одна, сравнительно молодая, с привлекательным, но каким-то квадратным лицом. Она щурилась, прикрывала глаза ладошкой. Мялся, втянув голову в плечи, мужчина лет тридцати, небритый, с острым носом и запавшими глазами. На мешковине ворочался другой мужик, грузный, пожилой, тяжело дыша. Он изо всех сил старался разглядеть вошедших. У него была рыхлое, одутловатое лицо, редкие седые волосы едва прикрывали плешь. Третий выглядел колоритно. Он кряхтя поднялся с лежанки, разогнул спину. Пол века он уже наверняка прожил. Человек носил чёрную рясу из плотной материи, был высок, широк в кости. Серое лицо украшала окладистая борода с проседью, волосы густые, волнистые, но давно нечёсаные и свалявшееся спадали на плечи. Поверх рясы на нём была телогрейка не первой свежести. На груди висел православный крест.

Внимательные глаза исподлобья изучали бойцов. На полицаев, а тем более на немцев они решительно не походили.

- Это он меня доской огреть хотел, - пожаловался Гулыгин.

- Прошу прощения, сын мой, - пророкотал поп. - Считай в рубашке родился. Извиняй, за чужого принял.

- Вы из этого монастыря, батюшка? - не подумав спросил Глеб.

- Ну что вы, - снисходительно улыбнулся священнослужитель. - Те кто был здесь уж давно в могилах лежат, а иных по свету разбросало. Он, милый человек, лет десять уже не работает. Я с Барковского прихода. Отец Кирилл, в миру Александр Сухомлинов, если угодно.

- Мы все из Барково, - произнесла женщина средних лет. - Это село в семи верстах отсюда. Фашисты в нём вторую неделю стоят. Наши их выгнать никак не могут. Местных восемь человек в полицию записалось, теперь зверствуют, перед хозяевами выслуживаются. Я, Анна Михайловна Колесникова, учителем в школе работаю. Это мой муж, Пал Палыч Колесников, - кивнула она на больного. - Председатель сельсовета, он же до войны возглавлял сельскую партийную ячейку. В армию по возрасту не взяли, куда уж ему. Это наш сын Фрол. А это Екатерина Андреевна, соседка, секретарём в сельсовете работала. Месяц назад похоронку на мужа получила.