Однако Коперник пока еще не задавался целью опубликовать этот труд, а лишь учил Ретика тонкостям своей теории. Он уделял довольно много времени наставлению и покровительству своего нового ученика, одновременно занимаясь разнообразными административными делами капитула. В сентябре 1540 года он направил в Рим официальный запрос на предоставление коадъютора. Ему было 67 лет, и он желал подготовить своего юного родственника из Данцига — двенадцатилетнего мальчика Яна Лойтца — к должности каноника.

Стремясь расположить Альбрехта к Ретику, Коперник предложил герцогу свои медицинские услуги, которые он готов был оказывать ему по мере необходимости. Альбрехт нашел повод проверить это обещание в апреле 1541 года, написав, что «Господь Всемогущий и Присносущий наслал на одного из моих советников и подчиненных тяжелую болезнь, которая никак не проходит». В тот же день, 6 апреля, Альбрехт также уведомил об этой ситуации капитул Вармии, надеясь, что Копернику позволят навестить его. Капитул дал свое согласие 8 апреля, выразив сочувствие от лица всех каноников и заявив, что Коперник, «не имеющий срочных дел в своем преклонном возрасте», с удовольствием согласился приехать.

Коперник откликнулся на призыв Альбрехта и немедленно отправился в Кенигсберг. Ретик последовал за ним, потому что едва ли мог остаться во Фрауэнбурге без учителя, равно как не мог он и упустить возможность познакомиться со своим венценосным покровителем. Герцог Альберт принял его и вскоре после этого известил капитул о том, что Копернику придется задержаться у постели больного советника, «ведь в таком случае было бы весьма похвально и по-христиански разделить его страдания». На протяжении трех недель, что Коперник лечил пациента, он обменивался письмами с королевским врачом в Кракове. Ни один из докторов не смог существенно помочь больному, но по крайней мере тот оставался жив, за что Альбрехт был благодарен. Тем временем у Ретика и Альбрехта обнаружились общие интересы, в числе которых оказались математика, карты и картография.

Когда в мае Ретик и Коперник вернулись во Фрауэнбург, их обоих ожидали письма из Германии. Андреас Осиандер написал каждому из них лично, ответив на их просьбы о совете. Поскольку Осиандер являлся одновременно теологом и математиком-любителем, а также другом издателя Петреуса, это делало его единственным, кто мог проконсультировать их о том, как опубликовать книгу Коперника и при этом не задеть чувства верующих и последователей Аристотеля. Копернику он предложил написать предисловие и пояснить, что математические гипотезы — это «не статьи о вере, а основания для вычислений; так что даже если они неверны, это неважно, коль скоро они точно воспроизводят явления движений».

Ретику он написал следующее: «Перипатетики и теологи охотно успокоятся, если услышат, что для одного и того же наблюдаемого движения возможны разные гипотезы; что настоящие гипотезы выдвигаются не потому, что они в самом деле верны, а потому, что наиболее удобным образом способствуют вычислению наблюдаемых и сложных движений; что кто-то другой, вероятно, мог бы предложить иные гипотезы; что один человек может составить удовлетворительную систему, а другой — более удовлетворительную, и обе они дадут одинаковые явления движения; что каждый человек волен придумывать более удобные гипотезы; и что если он преуспеет в том, то его следует поздравить. Таким образом, они ослабят оборону и будут привлечены очарованием исследования; сначала исчезнет их враждебность, затем они примутся тщетно искать истину собственными средствами и, наконец, присоединятся к мнению автора».

Переиздание «Первого повествования» вышло в Базеле в 1541 году. На его титульном листе в этот раз красовалось имя Ретика. Оно также включало предисловие старого друга его семьи, врача по имени Ахилл Пирмин Гассар, предсказывавшего, что звучащее «наперекор» содержание в итоге поможет установить «истинную систему астрономии». Хотя переиздание обращалось к более широкому кругу математиков, его главной целью, похоже, был сам Коперник, которого требовалось избавить от последних остатков сомнений относительно публикации «О вращениях небесных сфер». Гассар предсказывал, что поддержка «Первого повествования» вызовет «более бурный поток просьб» от интересующихся автором «этого редкостного и почти божественного труда (содержание которого описывается здесь в общих чертах)» и это «убедит его разрешить нам прикоснуться к его работе благодаря настойчивости, стараниям и неутомимому усердию моего друга».

И действительно, поток просьб не заставил себя долго ждать. Даже епископ Дантиск получил настойчивое письмо из-за границы от Геммы Фризиуса — математика, эрудита и мастера астрономических инструментов, которого он встретил в Нидерландах в годы работы дипломатом. «Кажется, Урания нашла у вас новое пристанище и воспитала новых почитателей, которые вот-вот предложат нам новую Землю, новое Солнце, новые звезды и вообще целый новый мир, — писал Гемма, — Меня переполняет желание увидеть плоды этих трудов. И повсюду есть немало ученых мужей, мечтающих об этом не меньше моего». Если раньше Дантиск относился к сотрудничеству Ретика и Коперника с неохотным снисхождением, то теперь, привыкнув к нему, начал искренне поддерживать их проект. В июне 1541 года, после личной встречи с Коперником в Браунсберге, Дантиск сочинил несколько строф в качестве вступления к его работе.

«Я получил очень любезное и весьма дружеское письмо Вашего Преосвященства, — признавал Коперник. — Вместе с ним Вы соблаговолили передать поистине элегантные и уместные стихи для читателей моей книги». Коперник пообещал поместить поэму «в самом начале моей работы, если, конечно, она окажется достойна столь высокой чести быть украшенной Вашим Преосвященством. Но люди, сведущие больше моего, к которым мне следует прислушиваться, раз за разом говорят, что моя работа не так уж ничтожна». Даже летом, переписываясь с Ретиком о дополнительной проверке и расширении текста, Коперник все еще сомневался насчет публикации.

Дифирамбы епископа, несомненно, значительно блекнут в переводе, но вот их смысл:

Ретик, когда-то сам писавший стихи и входивший в поэтический кружок в Виттенберге, воздержался от комментариев. Даже когда епископ, наконец, встал на его сторону, он продолжал искать расположения герцога. В августе 1541 года он отправил Альбрехту копию своей брошюры о картографии на немецком языке под названием Tabula chorographica auff Preussen und etliche umbliegende lender. На следующий день он отправил ему еще один подарок (вероятнее всего, гномон, инструмент, позволяющий по длине его тени определять продолжительность дня) вместе с письмом, в котором он молил об услуге. Настало время возвращаться в Виттенберг, а Ретик вовсе не был уверен в том, как его там примут. Слово герцога могло гарантировать ему восстановление на факультете, а также дать время, необходимое на выпуск книги Коперника. 1 сентября Альбрехт любезно надиктовал письмо, которое было отправлено курфюрсту Саксонии Иоганну-Фридриху Великодушному, а его копия — администрации университета.