Далее они не тратили времени на разговоры. Вновь прогремел рог, и воины кинулись вниз, на узкие улицы Лимасола, где вновь завязалась битва, вернее, возникло беспорядочное сопротивление теснимых от стен защитников города. Первые ворота уже рухнули под напором тарана, и человек пятьдесят английских рыцарей с воплями ринулись на подмогу тем, кто еще раньше одолел городские стены.

– Ричард и Англия! – гремело со всех сторон.

– Во имя Гроба Господня!

– Не посрамим Святой Крест!

Луи почти сразу потерял из виду графа Анри, но не стал искать его. В конце концов, куда он денется? Правда, обычного азарта битвы крестоносец на этот раз не испытывал: что это за битва, когда от тебя просто бегут?

«Интересно, почему же они не сдаются? – мелькнуло в голове юноши. – Наверное, в панике просто некому скомандовать, чтобы объявили о сдаче. Но этак можно пробежать насквозь весь город...»

Однако, достигнув широкой базарной площади, за которой начинался сад и высились еще одни стены – стены старинного княжеского замка, Луи наконец увидел настоящую драку. Часть гарнизона крепости укрепилась именно здесь и защищала дворец изо всех сил. Именно там укрылся, не помня себя от страха, злосчастный князь Исаак, которому все еще не хватало ума сдаться и таким образом спасти город от разорения, а себя от позорной гибели.

Луи бегом одолел площадь и часть сада и искренне обрадовался, когда навстречу ему выскочил верзила с кривым мечом. Не ожидая нападения, юноша ударил, и меч противника отделился от рукояти. «Ай да Эдгар! Вот это работа!» – мелькнуло в голове крестоносца в то время, как он уже поднял руку для следующего удара.

Грек, пытаясь заслониться обеими руками, отступил, споткнулся и упал навзничь, но тут же привстал и крикнул на очень скверном французском языке:

– Постой! Я же не нападал!

– А меч у тебя для чего был? – юноша остановился, задыхаясь. – Просто так, помахать?

– Просто для защиты... Ты же христианин, как и я! Чем мы виноваты, что у нас глупый князь? Я обычно охраняю склады в порту, потому и хожу с мечом. У меня жена и шесть человек детей. И тебе охота меня убивать?

Луи опустил меч.

– Иди-ка отсюда! И брось этот огрызок... Думаю, никто тебя уже не тронет.

– Спасибо! – удаляясь, грек обернулся: – Мое имя Иммануил. Я живу сразу за улицей Виноградарей, это там, позади площади... Меня все знают. Если хочешь, рыцарь, приходи вечером. У меня лучшее вино в городе – прямо в порту покупаю, у тосканских купцов!

– Приду! – пообещал Луи.

На ступенях замка его атаковали сразу двое облаченных в доспехи воинов, но и он, и они вовремя поняли, что убивать друг друга не стоит – воины были англичане. И лишь в широком коридоре, позади главной лестницы, где все еще кипела битва, воинственный пыл французского крестоносца был удовлетворен: на него бросились с разных сторон четверо воинов, должно быть, они пытались вырваться из замка. Луи почти сразу одолел одного из них и удачно отступил в стенное углубление, где его не могли достать ни справа, ни слева, так что нападающим приходилось действовать по одному. Дальше дело решало лишь терпение да умение владеть мечом. Впрочем, свалив первого из оставшихся противников, молодой человек увидел, что двух других уже нет: они не стали продолжать схватку и со всей поспешностью кинулись вон из замка.

Битва в коридоре уже завершилась, и, судя по всему, в замке наконец догадались объявить о сдаче: крестоносцы тут и там собирали брошенное оружие и выводили с разных сторон сдавшихся в плен кипрских воинов. Иные из нападавших уже успели проникнуть во внутренние покои княжеской твердыни, и их, видимо, поразила изысканная восточная роскошь этих покоев. Луи помнил, как обычно изумлялись крестоносцы, впервые оказавшиеся в восточных городах, где за резными решетками и дверями дворцов таилось невиданное ими прежде великолепие, где сверкание золота и камней соперничало с блеском драгоценных тканей. Лишь железная воля Фридриха Барбароссы удерживала германских рыцарей от неистового желания хватать все это, набивая дорожные сумки, врываться во все подряд более или менее богатые дома и брать оттуда все лучшее. Гордость и честь крестоносцев император ценил превыше всяких богатств и объявил, что повесит всякого, кто будет мародерствовать и возьмет что-либо сверх добычи, положенной победителям при сдаче того или иного города. Так и сказал: «Повешу всякого!» И никто не сомневался – повесит!

– Всякого, кто вздумает заниматься грабежом и тащить добро из домов, повешу без сожаления! Слышите?! Мы возьмем здесь достаточно дани, чтобы не марать рыцарскую честь и не позориться разбоем! Этот остров отныне наш, и я отвечаю перед Богом за безопасность его жителей! Поэтому горе тому, кто нарушит мой приказ!

«Это что же, старый Фридрих воскрес и явился сюда наводить порядок? – мелькнуло в голове рыцаря. – Но только отчего он командует по-французски?»

Юноша обернулся, и ему явилось великолепное зрелище, которое могло возбудить вдохновение любого менестреля и восхитить не только любую даму, но и любого воина.

Прямо по лестнице, ведущей на второй этаж замка, меж разбросанных тут и там щитов, мечей, стрел, плащей, – верхом на коне, да еще сумасшедшим галопом спускался всадник. Его мощная фигура казалась крупной даже на рослом английском жеребце, а сверкающая серебром кольчуга, надетая поверх гамбезона, еще усиливала это впечатление. Большой шлем, закрывающий все лицо, не заглушал могучего голоса всадника, а окровавленный меч в поднятой руке и брызги еще не засохшей крови на щите с изображением льва внушали страх даже нетрусливым воинам.

Луи тут же узнал его, узнал даже и с закрытым лицом, уже хотя бы потому, что отдавать приказания, так мчаться верхом по крутым ступеням, сидеть в седле мог лишь один человек из тех, кого знал французский крестоносец.

– Слава! Слава королю Ричарду! – закричали кругом английские рыцари и воины.

– Ричард и Англия!

Луи вместе со всеми, кто видел столь неожиданное и столь грозное появление короля, вскинул свой меч в приветствии, однако тотчас задумался, стоит ли ему попадаться на глаза Ричарду. Скорее всего, тот его не вспомнит. А если вспомнит? Ведь рыцарь не знал еще, как произошла встреча Львиного Сердца с его желанной Беренгарией, и что сказал ему Эдгар... Если кузнец, молочный брат Луи, решился выдать себя за него, то как объяснить, что у него теперь другое имя? Если же открыл правду, что куда более в характере Эдгара, то не воспылал ли король гневом к наглому французу, решившемуся передоверить другому его поручение? Да нет, этим Эдгар мог навлечь гнев и на себя... Вряд ли Ричард вообще долго беседовал со своим посланцем, увидав милую невесту. Но и в этом случае он уж точно теперь заметит человека, странным образом похожего на посланца. Нет, сперва нужно выяснить, куда делся Эдгар и как прошла его встреча с Ричардом... После битвы можно будет кого-нибудь расспросить и тогда уже либо самому идти к Львиному Сердцу, чтобы рассказать об угрожающей ему опасности, либо, если на него и в самом деле может обрушиться монарший гнев, доверить это сообщение графу Анри. А как быть с Алисой? А это пускай уж решают граф и... и сама Алиса. Хорошо бы она, узнав о приезде Беренгарии, отказалась от свидания с английским королем. Тогда ему, Луи, предстоит лишь довезти ее до Палестины и, как он пообещал, доставить Филиппу-Августу вместе все с тем же рассказом о заговоре Старца горы против вождей Крестового похода.