то бишь полдень. Дело в том, что калифорнийские ослы, пожалуй, как никакие иные земные существа, обладают необыкновенно развитым чувством времени. Известны случаи, когда свыше ста ослов без какого-либо предварительного сигнала прекращали работу ровно в полдень, зычными голосами извещая о наступлении «обеденного перерыва». После этого никакая сила уже не могла заставить их сдвинуться с места. Хотя под нашим седоком была полукровка (помесь осла с кобылицею), животное, послушное зову предков, дернулось так, что едва не опрокинуло своего хозяина. Тут только увидел всадник по правую от себя сторону воды Залива, а впереди — убогие строения Фриско.

Пресидия Сан-Франциско представляла собой обнесенное крепостной стеной небольшое, шестьсот на шестьсот футов, поселение по типу обыкновенных торговых колониальных факторий в Новом Свете. Внутри ограждения помещались жилища поселенцев, казармы, костел, дом коменданта с бельведером, конюшни и подсобные помещения. Все строения пресидии сооружались из местного необожженного кирпича и ко времени, нами описываемому, представляли собой довольно безобразную груду полуразрушенных сараев. Пресидию окружала крепостная стена — шестнадцать футов в высоту, обнесенная кругом семифутовым рвом; по углам и подле единственных ворот стояли шесть позеленевших от времени медных орудий небольшого калибра. Эти фортификационные укрепления, включая батарею при входе в Залив, могли служить разве что для защиты от набегов краснокожих. Вне ограды находились несколько ранч и мыз, где содержался скот и хранились различные припасы: пшеница, кожи, шерсть...

Поначалу Римма с интересом наблюдал за поселенцами пресидии, развлекавшими себя петушиным боем: на корточках вперемежку сидели испанцы, метисы, индейцы-вакеры, шумно подзадоривая распаленных петелов. Вокруг прыгала, визжала и хлопала в ладоши голопузая орава ребятишек-нинос; поодаль смиренно стояли две девочки-мучачиты в скромных платьицах — природная чинность, присущая этому полу во все времена, не позволяла им подойти ближе. Однако скоро послушнику наскучило это зрелище, и он обратил свой рассеянный взгляд в другую сторону двора — туда, где стояла впряженная в неуклюжую, тяжеловесную фуру четверка волов. Именно на этой малопочтенной колымаге и предстояло ему совершить свой дальнейший путь. Тут взгляд его привлекли два солдата, входившие в ворота пресидии. Возможно, они и минули бы его внимания, кабы не было промеж них Лешека Мавра, тащившего за собой на поводу сивого меска. Римма тотчас узнал своего спутника и сотоварища в долгих пустынных странствиях по Аляске, а потому тут же стремительно вскочил на ноги и, путаясь в рясе, кинулся навстречу поляку. Но не тут-то было.

— Ты куда?! Не положено!

Кривоногий испанец с немыслимыми мустачос, закрывавшими ему едва не половину лица, и обнаженным палашом в руке грубо отстранил Римму, одновременно подтолкнув вперед, предлагая не задерживаться, замешкавшегося Лешека. Поляк попытался было что-то объяснить ему, но тот только мотнул головой, указывая на дом коменданта. Благодаря Лешеку и Епимаху послушник довольно скоро усвоил латынь, но по-испански не знал. Однако и без того было ясно, что его друга почитают тут за злоумышленника.

С высоких ступенек крыльца дома коменданта спустился падре Мариано де Эррера. Солдаты почтительно посторонились, пропуская монаха. Тот на мгновение задержался, бросил взгляд на странного пришельца, но, разумно порешив, что есть дела и поважнее, направился к оседланной для него лошади. Знай он тогда, что Лешек Мавр имеет самое непосредственное отношение к теме только что происшедшего малоприятного разговора между комендантом доном Гаспаром и русскими начальниками, он, возможно бы, и остался. Впрочем, нет. Падре не принадлежал к породе искателей никчемных приключений. Во всяком случае, теперь осложнение отношений с россиянами никак не входило в его намерения. Тем более что уж кто-кто, а он-то знал истинное положение вещей, с учетом сорока шести пушек могучего фрегата, способных в достаточно короткое время сровнять с землей не слишком удаленное от берега испанское поселение.

Разговор, состоявшийся в доме коменданта, касался захвата испанскими властями фрахтованного Российско-Американской компанией судна «Инфанта Изабелла». Обе стороны так ни к чему и не пришли. Россияне, имевшие уже достаточные сведения из верных источников, просили коменданта объяснить причину задержки в Монтерее судна с командой и мягкой рухлядью. Дон Гаспар Эль-Оро-и-Крус, со своей стороны, то разводил руками, повторяя неизменное «но сабе» (Не знаю), то с важным видом принимался свертывать и развертывать полученную им на днях официальную бумагу со следами золотой пудры на неразборчивой подписи: то ли вице-роя, то ли кого из новоявленных инсургентских правителей. Согласно оному документу президенту провинции, равно как и прочим власть имущим чинам на местах, предписывалось задерживать любые иностранные суда, появляющиеся в территориальных водах Испанской Калифорнии, заключать под стражу нарушителей границ, а также конфисковывать товары, орудия и продукты промыслов, ежели таковые будут в наличии.

— Волк волку хвоста не отдавит,— будто про себя ворчал Ермей Ветка, бросая косые взгляды то на коменданта, то на рыжебородого шкипера Йорта.— Ишь, глядят лисом, а пахнет волком. Да, пес их подери, кабы не суденышко наше...

Появление Лешека Мавра внесло определенную ясность, хотя некоторые моменты упомянутого инцидента по-прежнему скрывал мрак. Как обнаружилось впоследствии, принадлежащая Компании мягкая рухлядь исчезла неведомо куда. Освобожденный спустя некоторое время Йорт Йорт всю вину относил к испанцам, однако «но сабе» противной стороны показалось россиянам на сей. раз значительно более искренним, а потому и более предпочтительным, нежели показания рыжебородого шкипера, так и не смогшего вразумительно изъяснить, чего потребно было ему возле мыса Пинос... Лешек Мавр повествовал россиянам и испанскому коменданту о пленении судна и команды, о тщетных попытках францисканцев смутить в латинство (То есть совратить в римско-католическую веру) алеутов, о пристрастном допросе, учиненном шкиперу Йорту монтерейским президентом...

В это же самое время, примостившись на ступеньках лестницы дома коменданта, кривоногий аника-воин, отирая с мустачос густые бордовые «слезы», живописал своим собратьям о доблестном захвате им вражеского лазутчика. На опрокинутом вверх дном бочонке сверкали в солнечных лучах стопки монет. Солдаты играли в кости, пили вино, слушали враки и незлобиво смеялись...

...Стороннему наблюдателю, окажись он тем чудесным майским вечером на берегу залива Святого Франциска, трудно было бы догадаться о каких-либо разладах между россиянами и испанцами. Звуки военного оркестра с фрегата «Камергер Резанов» огласили окрестности медью своих труб. Рауты устраивались обыкновенно в доме правителя. В качестве радушной хозяйки здесь поочередно выступали либо жена коменданта, либо его племянница — Ана-Тереса дель Рока-Верде.

Теперь все окна в доме были освещены. Лучи яркого света веером расходились в разные стороны, озаряя дворовые постройки и крепостную стену. Светила луна. В черных как смоль роскошных волосах, ниспадавших на девичьи плечи, светились живые светлячки. И дамы, и кавалеры мирно попыхивали пахитосками, свернутыми из кожуры кукурузных початков.