– Я все еще жив…

– Относительно. Запихнуть разум столь совершенного создания, каким были Ловцы, вот в этих куриц, – он подцепил шальру за лапу и небрежно встряхнул, – и променять собственные крылья на жалкую шкуру человека… Мои соглядатаи утверждают, что тебя захватил рядовой отряд стражи, а у Барьера ты с трудом справился с крыланом. Позор…

– Но я могу существовать за Барьером! – раздраженно прошипел Хеан. – А ты – нет!

– Я-то как раз могу… Я бессмертен. А вот мои создания действительно погибнут, если не успеют вовремя вернуться в Бездну, утолив свой голод. – Киренх резко отвернулся и провел рукой по ледяной корке, из-под которой виднелся краешек барельефа. – Знаешь, что это за место? Раньше здесь была столица. До того, как демонов изгнали из мира живых. Не делай такое лицо, я уже знаю, что ты ничего не помнишь. Во всяком случае, та твоя часть, с которой я разговариваю. – Бог сделал несколько медленных шагов в сторону и уселся на остатки разбитой колонны. Черные волосы змеями перетекли вперед, пряча изуродованную часть лица. – Мы заключили сделку и не оговорили деталей. Непростительная оплошность с моей стороны… Оплошность, за которую заплатили жизнью тысячи моих созданий. Они приползали к моим ногам и умирали, затихая, как остывающие угли. Белая пыль, что усыпает здесь землю – единственное, что осталось от их тел. Тебе нравится стоять на чужих костях, ловец? – Единственный глаз Киренха подернулся тонкой черной пленкой. – Чтобы преодолеть яд в воздухе, демонам пришлось измениться. Измениться настолько, что сейчас их организм уже не может существовать за пределами Барьера. На это потребовалось очень много времени…

– И это говорит всесильное божество! – фыркнул Ловец.

– Повежливей. – Меньше, чем за удар сердца, Киренх оказался рядом с ним. Ледяные пальцы мягко скользнули по шее Хеана, ласково поглаживая. Невидимая петля туго пережала горло, не давая вдохнуть. – Твое единственное преимущество в том, что я не контролирую созданий Герлены. А именно созданную ей шкурку ты позаимствовал для своего пристанища. Однако убить тебя я вправе. Ты сейчас на моей территории.

– Угрозы… Реххас тоже сыпал ими.

– Реххас? Надо же. Мой доблестный помощник умнее, чем я думал. Интересно, а он спрашивал тебя про вот этот шрам? – Пальцы Киренха скользнули ниже, оставляя на коже ловца скользкий след. Замерли над сердцем и легонько пробежались вдоль тонкой линии, разрубавшей напополам полустертое клеймо.

Жгучая боль скрутила тело напополам, выдавив низкий стон.

…

Жарко. Проклятое солнце зависло в зените, заливая редкий лес своими палящими лучами. Кожа на спине и руках уже давно горела, как ошпаренная. Собранный хворост приходилось волочь по земле, пачкая в грязи и траве. В ушах тяжелым эхом отдавался недавний крик шальры, странный и неурочный: эти хищные птицы редко поют днем.

Чужака он заметил не сразу – закутанный в темное рванье, тот почти полностью сливался с уютной тенью под разлапистым деревом.

– Мальчик… Подойди сюда… – старческий голос скрипел, как рассохшаяся дверь. – Помоги мне добраться до деревни… Я болен и не в силах идти сам…

– Я спешу. – Хеан с неприязнью покосился на ясное, без единого облачка, небо. Опять будут ожоги.

– Я заплачу тебе, мальчик. Хорошо заплачу…

Он кисло усмехнулся, невольно касаясь старого шрама на груди.

– Зачем рабу деньги?

– Клеймо? Не волнуйся, я способен стереть его.

– Да ну? – Хеан фыркнул. – Нарастишь мне новую кожу? Никак ты жрец Пресветлой Герлены?

– Нет, мальчик… Куда лучше. Я ловец. Мне подвластна такая магия, о которой ты и представления не имеешь. А если осмелишься бросить меня, я поглощу твою душу.

– Ну и поглоти, – он пожал плечами и тут же поморщился от боли. – Нашел, чем испугать. Между прочим, мой хозяин тоже ловец. И я прекрасно знаю, что вся ваша магия и яйца раздавленного не стоит… Стали бы вы иначе прятаться по болотам. Падальщики несчастные… – Хеан сплюнул.

– И все же я могу поклясться, что уничтожу клеймо. И помогу скрыться от твоего нынешнего хозяина. Раз ты так много знаешь о ловцах, ты должен был слышать и о договоре крови… Его невозможно нарушить.

Про договор крови Хеан знал. Раклиссу иногда становилось скучно, и он забавлялся, играя в мудрого наставника со своим рабом.

Но все же колебался, сам не зная почему.

– Сначала клятва.

– Хорошо. Но подай мой нож, чтобы я мог оцарапать руку. Поищи там, чуть в стороне.

Клинок действительно валялся неподалеку в траве – наверное, старик выронил его, когда почувствовал себя дурно. Лезвие было странным – иссиня-черное и чуть вибрирующее, как жало змеи.

– А где твоя птица? – поинтересовался он, протягивая старику оружие.

– Здесь, на дереве, – по иссохшим губам скользнула улыбка. – Разве ты не слышал ее песню?

Отодвинуться Хеан не успел: слишком стремительным оказалось движение. Резкая боль отравленной иглой прошила грудь, вырвав глухой стон. Остро и неожиданно мелькнуло сожаление о собственной глупости, а палящее солнце показалось таким прекрасным…

– Глупый мальчишка! – склонившиеся над ним старческое лицо вызывало отвращение. – Не шевелись и слушай меня внимательно. Ты хочешь жить?

– Издеваешься? – едва слышно ответил Хеан.

– Удар, нанесенный этим ножом, смертелен для человека. Но не для ловца. Если ты откажешься стать одним из нас, ты умрешь.

– Зачем… так?

– Я не собираюсь отвечать на твои вопросы! Ты хочешь жить?

Насмешки и свист кнута от хозяина, камни от деревенских жителей, ожоги от бесстрастной природы… Дни, заполненные болью и страданиями… В таком существовании нет ничего ценного… Так просто было бы сдаться и убежать в уютную темноту смерти…

– Да.

В тусклых глазах старика отразилось облегчение. Он торопливо зашептал на незнакомом Хеану языке, порождая вокруг себя полыхающие мертвым огнем искривленные знаки. Их шевелящиеся отростки напоминали щупальца насекомых, почуявшие долгожданную добычу. Пахнуло сыростью и болотной вонью, по коже рванулся колючий ветер, обдавая холодом.

Лицо старика начал покрывать иней. Сначала тонкими, едва заметными штришками, затем все более резкими и уверенными, он прятал дряблую кожу под ледяной коркой. Коснулся глаз – и заморозил их, превратив в бессмысленные стекляшки. В последний раз шевельнулись белые губы, выдохнув облачко невесомого пара, и тело ловца запрокинулось навзничь, ледяной статуей падая на густую траву.

Черной тенью с ветвей спикировала шальра, вцепилась мощными когтями в рукоятку засевшего в груди клинка и рванула его прочь.

На этот раз боли не было, только тянущее ощущение пустоты и глубокой печали, на миг нахлынувшее и убежавшее без следа…

– Идем, – чужие мысли царапающими комками прокатились в сознании. Шальра нетерпеливо подпрыгнула на месте, сверля его бусинками темных глаз. – Идем, здесь нельзя оставаться. Это тело сослужило свою службу.