* * *

Домой Шура шел, пошатываясь, словно после хорошей выпивки. У него кружилась голова, и он не совсем понимал, куда идет – но ему было хорошо. По-настоящему хорошо. Куртку он так и не озаботился застегнуть, и весенний ветер приятно остужал сквозь свитер разгоряченную грудь.

Он чувствовал себя бабочкой, которая долетела-таки до огня и теперь полыхает в нем, не сгорая. Колдовское пламя… ведьма она, или не ведьма – какая разница? Шура был с девушкой всего один раз и сейчас не мог представить даже ее лица, настолько был тогда пьян, но сегодняшний час с Лизой отпечатался в его памяти во всех деталях, словно цвета, запах и звуки обострились в окружающем мире до последней степени, чтобы затем рассыпаться – ярким песком, мозаикой, дробленым мазком. Шура помнил дух какой-то медицинской книги, которую они безжалостно смяли, запах Лизиной кожи – чай, она пахла зеленым чаем! – и аромат увядающей розы, устилающей лепестками подоконник. Шура помнил свое прерывистое сбивчивое дыхание и хриплый шепот Лизы ему на ухо: тхор туми а фала форам, тхор туми а сунг, и неожиданно резкий телефонный звонок, услышав который, он стал двигаться быстрее, но Лиза прошептала: «Не спеши», и он послушно замедлил ритм. Его пальцы помнили мягкую текучесть ее волос и тепло кожи, и форму некрасивой глубокой вмятины под левой грудью. И каждая клеточка его тела запомнила тот болезненно острый и сладостный миг, когда он кончил, и Лиза, обняв его за шею, едва слышно вымолвила:

– Спасибо.

У подъезда Шура сел на лавочку. Похлопал по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что не курит. Рассмеялся. Лиза… черт возьми, да! Да, Лиза, всегда да – на все вопросы.

Они были. Прочее в ту минуту казалось Шуре потрясающе неважным, словно самое главное с ним уже произошло. Весна, красивая девушка и волшебство, разлитое в воздухе.

«Я ведьма, и любить меня опасно», – сказала Лиза напоследок. Что-то постоянно кололо Шуру под ключицей; он запустил руку под свитер и извлек иголку – одну из тех, которыми была утыкана Лиза.

– Я попробую, – ответил он ей. – Попробую.

Человек без свойств

День казался бесконечным. Стрелки на циферблате в лектории уснули, и Шура успевал вспомнить все матерные слова из Ванечкиного репертуара в их адрес прежде, чем минутная с неохотным «цок» покидала свое место и лениво перемещалась на соседнее деление. Лектор за кафедрой говорил так, словно язык у него во рту едва ворочался; Шурина голова становилась все тяжелее с каждой минутой, а впереди были еще три пары плюс большая перемена. Он попробовал кидать в Ванечку жеваной бумагой, благо наглый Воробушек сидел в лектории всего на два ряда ниже, однако это его нисколько не развлекло, а разобиженный вусмерть Ваня прислал ему записку с абсолютно нецензурным советом засунуть эти бумажки в одно место и пообещал пожаловаться Лизе.

«Что у вас за дела?» – написал Шура.

«Отвянь, верзила», – был ответ. Шура бросил в Воробушка еще одним бумажным катышком и получил рекомендации относительно того, куда бы ему надо сходить, с подробным описанием дороги, выданные злобным шепотом через плечо. Окружающие захохотали, лектор постучал по кафедре ручкой, призывая к порядку, и все происшествие уложилось ровно в полторы минуты. Шура вздохнул, начал было списывать с доски формулы, но так стало еще скучнее. Он отложил ручку и набрал Лизе смс-сообщение.

«Как дела?»

Сообщение было доставлено через три секунды, но они показались Шуре вечностью. Интересно, где сейчас Лиза? Шура оторвал клочок от последней страницы тетради и написал записку Ванечке.

«Слушай, а где Лиза работает помимо "Дверей в небо?"»

Ванечка сокрушенно покачал головой и нацарапал ответ:

«Отъе* * *ись, дылда, я лекцию пишу».

«Птичка моя, где она работает помимо "Дверей в небо?"»

За птичку Шура получил такой джентльменский набор, какой бесповоротно убедил его в том, что Ванечкино место на филфаке, а не на математическом. Шура проверил телефон – от Лизы ответа не было – и со вздохом уронил голову на тетрадь. Лиза-Лиза-Лиза, ты где?

Мобильник молчал.

«Ведьма, – подумал он. – Ну, ведьма, блин».

Телефон ожил через четыре минуты, когда Шура почти уже выцарапал на столешнице тривиальное «Танец – это вертикальное выражение горизонтального желания». Открывая сообщение, Шура обнаружил, что у него дрожат руки.

«Нормально. Как сам?»

Пожалуйста – такое ожидание ради трех слов. Ей что, совсем нет до него дела? Постель еще не повод для знакомства?

«Сижу на лекции и дико по тебе скучаю», – написал он и отправил сообщение. Ванечка внизу давно уже забыл про лекцию и развил кипучую деятельность по смс-переписке с незнакомым респондентом. Шура подумал: что если он общается с Лизой, и ему стало грустно.

«Не скучай», – ответила Лиза. В мелких буквах Шуре привиделось равнодушие.

«Может, встретимся днем? – предложил он. – Приеду, куда скажешь».

«Прости, некогда. Увидимся вечером».

Шура убрал телефон в карман и откинулся на спинку скамейки, закрыв глаза. Уйти, что ли, с остальных лекций, все равно сегодня учеба по боку, все мысли об одном. На улице была весна, грело доброе оранжевое солнце и текли ручьи – можно прогуляться вниз по проспекту, глядя, как тает снег и влюбленные парочки целуются на каждом углу. Вполне вероятно, он увидит припаркованный где-нибудь у делового центра алый спорткар и дождется, когда Лиза пойдет на бизнес-ланч в ближайшее кафе.

«Воробушек, я ж не отстану. Где она работает?»

Ответ пришел через семь минут: Ванечка исписал кругом целый лист. В основном это был рассказ о Шуриной родословной, происхождении и моральном облике, и вдобавок о том, что он, Ванечка, с ним, Шурой, сделает, если его хоть раз еще назовут Воробьем. Однако среди всего этого словесного бесчинства Шура обнаружил-таки искомое: частный клуб «Город», организатор шоу-программ с пометкой в скобках «с восьми до трех». Шура сложил листок, спрятал в задний карман джинсов и шикнул, когда Ванечка обернулся, Шура послал ему воздушный поцелуй, на что нахальный Воробей продемонстрировал средний палец правой руки с аккуратно наманикюренным ногтем.

Из лектория Шура выбежал первым, едва не сбив с ног преподавателя, и помчался в раздевалку. Куртку он надел на ходу. На улице царила весна, солнце прыгало по лужам, дробясь и разливаясь золотыми ручьями; Шура шагал и мурлыкал какой-то мотивчик без слов – ему было легко и спокойно, он ощущал себя невесомым и готов был взлететь к пушистым серо-голубым облакам. Прохожие улыбались стройному высокому парню, который беззаботно пританцовывал по оттаявшему асфальту. Шура чувствовал, что его жизнь меняется и что это безусловно хорошо.

На входе в клуб его остановил охранник. Шура объяснил, к кому идет, и ему рассказали, что госпожа Голицынская на планерке, и ее можно подождать возле стойки с рекламками. Шура послушно встал там, где ему указали. Время снова потекло медленно, как густой мед, откуда-то издалека доносилась музыка – Шура ждал.