Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветер развевает волосы, дует в лицо свежестью и свободой. Я держусь руками за торс Саида и с прикрытыми глазами наслаждаюсь этими минутами. Мы едем долго, проезжаем черту города, несемся через лесополосу, затем движемся по трассе вдоль вспаханных желтых полей. И когда останавливаемся, мужчина глушит мотор, а я впервые оглядываюсь по сторонам.
– Сюда? – с удивлением смотрю на деревенский дом, где провела, скрываясь, несколько дней.
– Вещи твои заберем, – слезает с мотоцикла, затем помогает мне.
– Ты не хочешь объясниться? – спрашиваю с надеждой, для меня все еще осталось загадкой, за что арестовали Антона.
– Пойдем, – не отвечает, просто протягивает мне свою руку.
И я без раздумий вкладываю в нее свою маленькую ладошку. Это был тот рубеж доверия, что мы проскакиваем быстро, будто и не замечая препятствий. Открываю ключом дверь, нас встречает мертвая тишина дома. Сзади меня хватают мужские руки, разворачивают к себе и крепко целуют. Властно, но при этом нежно, давая прочувствовать всю прелесть наслаждения прелюдией. Его руки везде – и в касаниях шеи, и порханиях на животе, в хватке моего бедра. Сама не понимаю, как быстро оказываюсь раздетой и придавленной тяжелым телом на кровати. Вскрикиваю от первого за долгое время вторжения, глядя Саиду прямо в глаза. И это так интимно, так чувственно, что по щеке скатывается одинокая слеза, которую он тут же зацеловывает, не давая мне совсем расклеиться.
– Все хорошо, кошечка, – горячее дыхание плавит меня, словно огонь воск, – все просто отлично.
И мы взрываемся, поднимаясь, казалось, на гребне волны – ввысь, за пределы нашего сознания. Это тот момент единения, о котором пишут в любовных романах, который впервые понятен мне, ведь любимый мужчина в моей недолгой жизни только Саид.
Уже после, лежа в постели, разморенные долгими любовными ласками, мы начинаем говорить.
– Антону предъявили обвинения в поджоге клуба, есть видео, доказывающее его вину, так что ему не отвертеться, – говорит первым и целует меня в висок, прижимая крепче к своей груди.
– А авария? – задерживаю дыхание, это самая больная часть для меня.
– Есть косвенные улики, но доказать это будет сложнее, – отвечает он, поглаживая шершавыми ладонями мою спину, – юристы работают над этим.
А дальше тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием. Я лежу, глядя на белую стену, поднимаю голову, встречаясь с ним глазами.
– Мой отец – сын деда Антона, – признаюсь, как на духу, меня отпускает так, будто я тащила этот груз десятилетиями.
– То есть он – твой двоюродный брат? – морщится, пытаясь осознать этот факт.
– Не совсем, – качаю головой, пытаясь объяснить переплетения истории этой семейки, – отец Антона – сын от первого брака жены деда. Эм, как это сказать, Артем Юрьевич и мой папа – сводные братья, не кровные.
– Это ничего не меняет, – хмурится мой любимый, – вы все равно родственники, хоть не по крови, но это мерзко. У моего народа так не принято.
Пожимаю плечами, не собираюсь даже возражать. Прикрываю глаза, оставляю все проблемы на его мужские плечи. Так и надо было сделать изначально.
– Объясни мне одно, – напрягается, – для чего им нужно было жениться на тебе?
– Дед вроде как все имущество и бизнес мне оставил, – говорю неуверенно, ведь сама толком не знаю, правда или нет.
Под руками сокращается и трясется его грудь. Поднимаю глаза и вижу, что он смеется.
– Что? – бью ладошкой по торсу.
– Ничего, – переворачивает меня на спину и нависает, – да ты у меня завидная невеста – богатая наследница Пархоменко.
Смешинки в глазах подкупают.
– Нет, – шлепаю по плечам, – ничего не хочу слышать об этих грязных деньгах.
Морщусь, даже не хочу рассматривать этот вариант.
– Ты уверена? – спрашивает у меня уже серьезнее.
Я киваю, и он расслабляется, снова целует меня, продвигается все ниже и ниже.
– Хорошая кошечка, – шепчет мне уже в пупок, языком лаская чувствительную кожу.
Так мы остаемся в деревне на несколько дней. Отвлекаемся только на еду и помыться, полностью поглощенные обществом друг друга. Пока в один из дней возле ворот не останавливается джип. Саид хмурится, глядя в окно.
– Никуда не выходи, – приказывает, а сам выходит.
Я наблюдаю, как из автомобиля выскакивают внушительные мужчины, здороваются с Саидом, о чем-то переговариваются. А затем они уезжают. Выдыхаю с облегчением.
– Кто это был? – спрашиваю у вошедшего в дом любимого.
– Свои, – отвечает и целует меня в лоб, – нам пора в город.
– Да, еще и с завещанием нужно все решить, – печально вздыхаю, – отказ написать или что там делается.
– Хочешь им все оставить? – спрашивает меня еще раз.
А я не хочу, мне просто безразлично. Все их имущество никогда не было ни моим, ни отца, ни матери. Пусть сидят и чахнут над своим златом, никому оно добра не принесло.
– Да, – после недолгих раздумий отвечаю, чувствуя, как напряжение покидает тело Саида.
А после мы уезжаем обратно. Уже новыми, обновленными людьми. Больше нет «я», «он», есть только «мы».
Глава 21
– Старшему сыну Артёму завещаю предметы антиквариата, – поправляет очки пожилой мужчина, поверенный моего деда, – датированные…
– Ближе к делу, Денис, – недовольно подгоняет того бабка Антона, ёрзая нервно на стуле, – но знай, все уже по документам принадлежит мне, я это завещание оспаривать буду!
Тон не предвещает никому из присутствующих ничего хорошего, но я не боюсь. Саид держит меня за руку, придавая уверенности, закрывает от семейства Пархоменко своей могучей спиной.
– Завещание, по которому вы получили все имущество, признано недействительным, – роется в бумагах мужчина, затем достает и передает ей.
Она быстро читает документ, покрывается багровыми пятнами и вскакивает.
– Да я, да он! – потрясает листами, а затем, держась за сердце, оседает на стул.
– Мама! – подрывается мой бывший шеф, по совместительству ее младший сын.
Она вяло отмахивается от него, а затем выпрямляет спину, словно ей штык в позвоночник воткнули.
– Итак, продолжим, – снова зачитывает поверенный завещание, – все остальные активы за рубежом и в России завещаю своей внучке от сына Романа, Рите Измайловой.
– Что?! – вскакивает жена почившего деда, – ложь! Гнусная ложь!
Мужчина не обращает внимания на ее крики, переводит взгляд на меня. Я смотрю на Саида, затем передаю листок, который все это время держала в руках. Нотариус молча читает документ, затем долго глядит на меня, но я выдерживаю этот напор, не отступаю. Тверда в своем решении.
– Что ж, – вздыхает, перелистывает листы в папке, – главная наследница отказывается от наследства.
– Что? – вскрикивает бабка, неверяще