Не получив от меня должной отдачи, Арина выпрямилась.

- Ты почему молчишь? Что делать будем?

- Ничего. На балет я тётю Надю с дядей Костей отправил. Им тоже не мешает развеяться, как думаешь?

- Ох, Миша… Билеты такие дорогие! Надо было меня разбудить.

- Нет. Надо было дать возможность тебе поспать. Уже давно надо было.

- Да что ты? Я в порядке. Правда, – испуганно заметила Ариша.

- Угу. Я вижу. Ты… вообще не спишь?

- Сплю! Когда получается, – соврала эта странная женщина, а чтобы я ее не донимал, сменила тему: - Слушай, ну, так дело не пойдет. Я же готовилась. Ты тоже. И что нам с этим делать теперь?

- Иди сюда.

Она вскинула брови, совсем немного помедлила, но все ж шагнула между моих широко расставленных ног. Я ее обнял. Вжался лицом в живот. И почувствовав, как неуверенно она принялась перебирать пальцами мои волосы, поинтересовался:

- Индекс Хирша тринадцать?

- Что? Ты о чем?

- О твоем наукометрическом показателе.

- Ах, вот оно что. А при чем мой индекс Хирша к балету?

Знаете, что в этом всем было самым ценным? Она действительно искренне недоумевала. Подумаешь, индекс Хирша тринадцать, тогда как у многих академиков, годящихся ей в дедушки, дай бог, доползал до десятки?

- К балету – ни при чем. А вот к моему достоинству – самое непосредственное. Боюсь, оно у меня рядом с тобой усохнет.

Ариша недоуменно хлопнула ресницами. А потом откинула голову и рассмеялась.

- Нет, Орлов. Это тебе не грозит.

- Думаешь? Я вот уже всерьёз начинаю сомневаться. И так без дела… хм… висит… точнее - стоит… висит, стоит… в общем, какая разница, правда? А тут… Ариш, ты мне вот что скажи…

- Да?

- Ты сомневаешься, достаточно ли я для тебя крут?

- Орлов, ты спятил? Или накатил?

- Нет.

- Тогда у тебя температура.

- Еще бы. Я буквально киплю. Ариш…

- М-м-м?

- Касательно твоего вопроса о том, чем бы нам с тобою заняться…

- Я слушаю.

- Есть у меня одна идея.

- Она предусматривает выход из дома?

- Нет.

- А из этой комнаты?

Услышав скрытый смех в ее голосе, я покачал головой.

- Ну, что ж. Кажется, я поняла, на что ты намекаешь. Как думаешь, сколько у нас есть времени, пока мои вернутся? - Я пожал плечами, не отрывая лица от ее мягкого живота. – А впрочем, тебе ж немного надо, да, Орлов?

А вот тут, не стерпев унижения, я выбрался из своей нычки. Задрал голову, сузил глаза:

- Немного? – процедил угрожающе. – Да я… Да я…

- Что? – уже вовсю хохотала Ариша.

- Я сейчас тебе покажу – недолго. Ты у меня пощады еще попросишь!

- Точно?

- Не сомневайся.

И показал. Опрокинул ее на кровать. Навис сверху. И показал, сначала губами и пальцами, а потом, когда она более-менее пришла в себя после первого раза, уже по-настоящему. Тягуче нежно. Никуда не спеша. Теряясь в ней. Сходя с ума от невозможной, какой-то ненормальной нежности и потребности именно в ней.

- О чем думаешь? – спросила она спустя много-много минут молчания. Тихих вдохов, полных нежности взглядов…

- О том, что это точно лучше, чем балет.

Ариша

- А здесь Миша обустроил комнату для Маши. Как тебе? Вообще-то раньше тут был кабинет Орлова, и я была против того, чтобы он им жертвовал, но Миша даже слушать меня не стал. Машку он просто обожает! – похвасталась я Любаше и еще раз обошла комнату, чтобы та могла получше рассмотреть наши переделки. Особенно я гордилась панно из дорогущих обоев с зайцами, которыми мы оклеили противоположную от манежа стену. Мне оно жутко нравилось.

- А ты обожаешь его.

- Кого? – мечтательно переспросила я, потеряв нить разговора.

- Орлова, ясное дело.

- Да ну! Брось… У нас обычное партнерство.

Я себе постоянно об этом напоминала. Потому что опасность влюбиться в такого мужика, как Миша, была очень высока. Очень… А что потом?

- Ага. А еще месяц назад ты меня убеждала, что он - ваш воскресный папа, и ничего более, – не упустила возможности помянуть старое Любаша.

- Что тут скажешь? Орлов сумел меня переубедить.

- И насколько он был убедительным?

- В каком смысле? - начала было я, а потом дошло. Я нахмурилась, но, не сумев доиграть роль, повалилась на кресло-качалку и в голос захохотала. – Ты невыносима!

- Так что?

- Очень убедительным, - зарделась я.

- И когда вы съезжаетесь?

- Да вот, собственно… процесс идет полным ходом.

- Родня, наверное, не нарадуется?

- Это мягко сказано. Правда, моим, конечно, немного тоскливо. Прикипели они к нам с Машенькой. Да, моя хорошая? – Машка поджала слюнявые губки. Свела брови-ниточки, недовольно покраснела, а когда я уже было решила, что она вот-вот заревет, очаровательно улыбнулась. И мое сердце зашлось материнской нежностью. Я протянула палец и потрогала сахарную, наконец округлившуюся щечку пальцем. – Но они будут часто видеться, когда я вернусь на работу.

- Значит, ты не передумала?

- Нет.

Не сказать, что, принимая такое решение, я не испытывала чувства вины перед дочерью, но я так же понимала, что рождение ребенка - не повод отказываться от себя. От своих планов, амбиций и целей. Любому малышу нужна была в первую очередь счастливая довольная жизнью мать, а меня счастливой делала работа.

- А что по этому поводу думает Орлов?

- Да ничего. Он меня понимает. Пойдем, покажу тебе наш снег... – перевела я тему и отдернула гардину. Потом пришел Любашин черед хвастаться. На контрасте с нашим зимним пейзажем песок, пальмы и лазурная гладь океана выглядели особенно привлекательно.

- Все-все, выключай! Зависть застит глаза, не могу на это смотреть, – засмеялась я, прежде чем услышала звук проворачивающегося в двери ключа. Быстро свернула наш разговор и выскочила встречать Орлова.

- Ты елку купил! – восхитилась я, так до конца еще и не решив, как себя с ним вести. Как встречать его после работы? Обнимать? Целовать ли? О чем его спрашивать, чтобы он не подумал, будто я что-то выпытываю или, не дай бог, навязываюсь. Не совсем понимая, где проходят границы его приватности, и как далеко мне позволено заходить.

- Угу. Сто лет не ставил, а тут… Для Машки. Эй, это кто тут такой щекастый? Нравится?