Брюс увидел, как двое людей, мужчина и женщина, упали в обморок – их разум не смог выдержать увиденного.

Государь по-прежнему стоял окаменевшим посреди зала ассамблеи. Его и так выпученные глаза, казалось, выскочат из орбит. Его лицо было белым, как хорошая немецкая бумага. Он не дышал, а кисти его длинных рук сжимались и разжимались.

Граф понял, что попал из огня да в полымя. Если бы он не исполнил воли царя и не показал бы столь эффектного фокуса, то, скорей всего, был бы как-то наказан. А теперь он должен был объяснить государю свой фокус, чего он сделать никак не мог – тайны книги он не открыл бы и на дыбе.

Брюс посмотрел по сторонам – народ разбегался. Бравые генералы и бесстрашные адмиралы, подхватив своих супруг и со страхом оглядываясь на Брюса, толкались у выхода.

Посмотрев на государя, граф увидел, что краска возвращается к его лицу.

Надо было что-то сказать, но язык Якова Вилимовича прилип к гортани.

Лицо Петра тем временем растянулось в улыбке. Лишь дрожь в руках выдавала пережитое.

Он подскочил к Брюсу – где только его подагра – и, схватив руками за щеки, расцеловал троекратно в десны.

– Ну, угодил, угодил. Давно такого удивления не испытывал. Рассказывай – как? – Он смотрел на Брюса и шевелил усами.

– Государь, это по книгам Теофраста Гуггенхайма, известного как Парацельс, – придумывал на ходу Брюс. – Он писал о флюидах, которые могут передаваться от одного к другому.

Петр с восхищением смотрел на графа, не отпуская при этом его щек, которые уже сильно горели от шершавых и сильных пальцев государя, не чуравшегося тяжелой работы.

– Что, что с этим можно делать? Ты вызвал бурю? Почему молчал о такой силе?

– Государь, бури не было. Это силой флюидов я морок навел всем и тебе тоже, что буря и ветер нагнали воду. – Брюс врал напропалую. Если признать, что буря была настоящей, будет еще хуже. А Парацельс и правда писал о каких-то флюидах, но Брюс плохо помнил этот текст – он тогда показался ему очень странным. А теперь Парацельс выручал. – Вам всем привиделось по моему желанию.

Петр с сомнением и недоверием посмотрел на Брюса.

– Флюиды? Морок? Парацельс? Врешь!

– Нет, Петр Алексеич, нет, государь! – Граф тянул время, а сам судорожно размышлял, как бы получше свести все к обычному фокусу. – Видишь, государь, Парацельс придумал, как один человек может на другого морок навести. Но сделать это можно не всегда, а только если многое сойдется, в том числе и звезды станут как потребно на небе… – Брюс чувствовал, что начинает завираться, но ему нужно было заморочить голову Петру. И похоже, это получалось. Петр знал, что Брюс был великим знатоком астрологии, и сам не раз обращался к нему за составлением гороскопа, хотя вроде и не верил в них. Сам же он имел об астрологии очень слабое представление.

Брюс начал сыпать астрологическими терминами, и лицо Петра постепенно скучнело. Из объяснения Брюса выходило, что этот фокус и был фокусом, причем повторить его было крайне сложно и применить в практических целях почти невозможно. На том Петр и отпустил Брюса, хотя своей шуткой и Брюсовым фокусом остался премного доволен. А еще пуще его развеселили разбежавшиеся гости.

После царь два раза вызывал Брюса к себе и приказывал рассказать про флюиды, про Парацельса и про то, как ученый смог навести такой морок. Других, бывших на ассамблее, за исключением разве Меншикова, он не допрашивал. А Меншикова все эти умности интересовали мало: ну морок так морок, вышло презабавно, сам чуть портки не замочил, балагурил тот.

А многие гости не забыли выходки Брюса и, хотя никогда не напоминали графу о ней и меж собой не обсуждали, графа стали побаиваться, да не как Петра, а по-другому – как силу непонятную, с которой лучше не связываться. Причем именно этот страх помог Брюсу без потерь пережить и Петра, и Екатерину, и Меншикова, и многих-многих других.

Прошло уже больше года после кончины государя и воцарения императрицы Екатерины. Яков Вилимович по-прежнему числился главой артиллерии, но в руководстве принимал все меньше и меньше участия – служба тяготила его, так как не позволяла целиком погрузиться в работу над Черной книгой.

Граф сидел в своем кабинете и вот уже больше часа размышлял над тем, что делать ему дальше.

Он не видел смысла больше оставаться на службе – императрица относилась к нему довольно прохладно, хотя и наградила орденом Святого Александра Невского в числе первых, чем граф очень гордился. А Черная книга затягивала его все больше и больше.

Поразмыслив еще недолго, Брюс достал перо и открыл чернильницу.

Знал Брюс, что не питала императрица любви к его персоне и что с радостью примет его отставку. Но уехать прежде официальной отставки – значит совсем впасть в немилость. Ожидание могло продлиться до нескольких недель.

По некотором размышлении граф написал еще одно письмо.

«Здравствуй, друг мой Александр Данилович!

Давно мы с тобой не встречались – с самых похорон бомбардира нашего, Петра Алексеевича.

Но хватит горевать, а пора возвращаться к делам, о чем говорит нам и сам Нептун.

Хочу повидаться с тобой, обсудить дела на море, которым и повелевает Нептун.

Ответь, могу ли нанести тебе визит нынче?

Граф Брюс».

Упомянув Нептуна, Брюс не сомневался – Меншиков сразу догадается, что речь идет о делах «Нептунова общества».

Брюс на несколько минут позволил себе погрузиться в воспоминания.

«Нептуново общество» – придумка умницы Лефорта, который и стал его первым магистром. Придумал его Франц как шутейную школу для сумасбродного Петра и его не менее сумасбродных приятелей: Брюса, Остермана. Апраксина, Меншикова. Шутейная-то шутейная, но там всерьез изучались науки – математика, астрология. А потом, после великого посольства в Европу, в ходе которого Петр со товарищи побывали в Австрии, Голландии, Англии, «Нептуново общество» стало бо́льшим, чем задумывалось Лефортом изначально. В Лондоне, посещая Монетный двор, они сошлись с тогдашним его смотрителем – сэром Исааком Ньютоном, который уже тогда был великим навигатором «Приората Сиона». По настоянию Ньютона Лефорт, Петр, Брюс и Меншиков были приняты в «Приорат» в качестве рыцарей общины.