Теперь же, после разговора с оракулами, у меня такое чувство, что я целый день вагоны разгружал.

Только тут до меня дошло, что «берсерк» ошибся… Они не мой боевой режим пытаются переждать — они просто ждут, когда у меня кончатся силы.

Я покрутил головой… Если Эвелина — та самая Незримая, то почему она не размажет наглецов одной силой мысли? Почему я раньше об этом не подумал?

Или её силы в этом месте не работают? Если не работают, то значит, что-то не даёт… И у этого «чего-то» есть недостаток — поэтому оракулы пока и не вызывали силу Иных. И моя энергия постепенно улетучивается…

Там, где решаются судьбы богов, нет места смертным.

— А ты догадлив, — старый оракул поджал губы, заметив искорки понимания в моих глазах.

— Есть такое, — сказал я, снова делая уверенный шаг вперёд.

Крайний справа оракул сразу же двинулся навстречу, отводя руку с саблей. Я же, поддев бесполезный магострел ногой, метнул его в лицо противнику.

Тот сбил его ударом клинка, и это дало мне шанс подскочить вплотную. Схватив вооружённую руку, я протаранил плечом подбородок, потом провёл классический бросок, кинув противника на подоспевшего напарника.

В этот раз я пока не включал «берсерка». Что-то мне подсказывало, что ещё рано — они экономят силы, ну и я не буду отставать.

Мне пришлось отскочить, чтобы не дать себя достать. Под ногой звякнуло и, наклонившись, я поднял выпавший у кого-то клинок.

Не скажу, что у меня выдающиеся фехтовальные способности, но мне и не на соревнованиях участвовать. Чтобы убивать, не надо быть искусным бойцом…

Меня атаковали слева, и, парировав удар, я снова отскочил. Вообще, эти пятеро вели себя довольно странно — они давно могли бы окружить меня, но пока что выходило ровно наоборот. Это я нарезал круги вокруг них, они же, словно футбольная стенка, только перемещались, закрывая от меня Эвелину.

Если я приближался, тогда они бросались в атаку, но через несколько шагов возвращались. У меня даже мелькнула мысль, что я спокойно могу уйти, и никто не будет преследовать.

— Легион, говорите? — я улыбнулся, потом показал клинком на Альберта, — Вот в тебе Губошлёп, ещё Перовский… Много вас там?

— Много.

Я перевёл руку, показав на другого.

— И в тебе?

Тот кивнул.

— Присоединись и ты к нам, — сказал старик, — Разве может быть один воином?

— Вполне.

— Посмотри на неё, — оракул показал на усердно молящуюся Эвелину, — Даже боги бессильны перед несметным Легионом.

— А мне один священник сказал, что вы просто нечисть, которую богиня выдавливает на своём пути.

— Да как ты смеешь!!! — лицо Перовского на миг исказила ненависть, — Это мы… Мы выдавливаем её! Мы занимаем положенное нам место!

Я молча пошёл в новую атаку, попробовав в этот раз левый фланг. Звякнула сталь, и меня чуть не достали — на моём плече возник свежий порез. Зато противник захрипел и, схватившись за горло, осел на колени, потом рухнул лицом вниз.

— Минус три…

Альберт расхохотался, но уже без былой искорки в глазах. Он оглянулся на Эвелину:

— Осталось недолго, — потом показал на истекающего кровью напарника, — А они вернутся в ещё большем количестве.

Огоньки, парящие сверху, стали расширять круг. И между ними неожиданно открылась… Пробоина.

В ней плыла Чёрная Луна. Круглое тело совсем не отражало света, и увидеть её можно было только по исчезающим звёздам, которые она заслоняла. Это всё равно, что смотреть в чёрные глаза дьяволу, и пытаться разглядеть в них такие же чёрные зрачки.

Да, прямо в этом зале, всего в нескольких метрах сверху, мне явилась Чёрная Луна. На меня повеяло диким холодом, и от ужаса свело челюсти. Всё тело будто парализовало.

— Это пустота… — голос Альберта прозвучал гораздо ближе, но я не мог двинуться.

Я почуял, как его разум коснулся моего, и непослушный кокон сразу же свернулся.

* * *

Там, за скорлупой кокона, медленно двигалась огромная чёрная тень. Только если раньше любой враг представлялся мне хищной птицей, то теперь тень была идеально круглой.

Я сидел в своём ментальном укрытии, не сводя глаз с объекта, кружащего вокруг. Нутром-то я понимал, что это — Чёрная Луна, но сама абсурдность происходящего не давала в это поверить.

Что всё это значит? Что за игры разума?

Луна сделала один оборот вокруг моего кокона, и по скорлупе пошли трещины. Кокон пытался сопротивляться, но сила воздействия была слишком огромной.

Через несколько секунд целые куски скорлупы стали отлетать, и образовавшееся отверстие стало ужасно напоминать Пробоину. Я даже никогда и не думал, что может быть там, снаружи…

А там были всё те же звёзды. Которые заслонялись появившейся сбоку Чёрной Луной.

Чёрная Луна идёт… И нигде от неё не скрыться, даже в моём крепком коконе.

«Тим…» — голос Эвелины был еле слышен.

А я таращился и таращился на Чёрную Луну, чувствуя, как что-то чёрное и холодное вливается мне в душу. Оказывается, жжёный пёс по ощущениям может быть ледяным.

«Тим, услышь меня…»

Но я уже видел, что такое — Легион. Тысячи душ, собранных вместе, чтобы дать отпор богам.

Когда боги сотворили Вселенную, они дали людям жизнь, подарив частички своей души и свободу. Душа бога огромна, и частиц тоже может быть много… Единственное ограничение для человека — смертность.

Но кто-нибудь хоть когда-нибудь пытался ответить на вопрос — а что, если все эти души собрать обратно? Что… а точнее, кто получится?

Легион и был этим «кто»…

Единственным, кто осмелится дать отпор богам, для которых миры — это только игрушки. Но Легион не мог побороть то единственное ограничение, оставленное богами, словно в насмешку.

Души умирали, Легион собирал новые, и поэтому мог жить долго, почти вечно. Но это не было настоящим бессмертием, и побираться крохами от могущества творцов было невыносимо.

Значит, нужна была душа бога…

— Но богам нет дела до созданных ими миров, — голос Альберта звучал в голове, резонируя с мерцающим зрачком Чёрной Луны, — Только Незримую волновали жизни смертных, и она вернулась, чтобы угодить в ловушку.

— Ловушку… — заворожённо повторил я.

Какая-то часть меня всё ещё сопротивлялась, но это доносилось будто сквозь вату. Потому что сила Чёрной Луны была безгранична.

Тысячи лет назад в этом мире смертельно ранили богиню… Огромная зияющая рана в небесах, и раскиданные по землям чакры, и расколотый разум — это следы той катастрофы.