– Мятый…

– А? Чего?

– Привет говорю.

– Здорово Листорез…

– Помнишь как этот колодец копали?

– Еще бы…

– За что тебя тогда наказали?

– Не мог запомнить, как правильно разворачиваться при командах «направо» и «налево».

– И за такую мелочь копать колодец? Совсем озверели сволочи! Разве не так?

– Ну…

– Так-так! Разве можно за такую мелочь отправлять горбатиться целый день копать колодец? Это же несправедливо!

– Да… пожалуй…

– А меня, меня знаешь, за что наказали?

– Нет…

– Песок в рот попал и я сплюнул. Всего лишь сплюнул стоя в строю. И за это копать колодец! – воскликнул Листорез.

Листорез внутренне улыбнулся. Туповатый но вспыльчивый Мятый прямо таки начал заводиться, и хотя Листорез попал на тяжелые работы за куда более серьезное нарушение, но это неважно.

– Звери… – наконец пробурчал Мятый.

– А я чего говорю. Пора кончать с этим!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Прирежем его как свинью!

– Прирежем! – согласно воскликнул Мятый, но потом он спросил: – А кого?

– Ландскнехта, конечно же! Он во всем виноват! Гоняет нас почем зря!

– Думаешь он?

– А то как же?

Из казармы выглянул Зуболом посмотреть, где там пропадает водонос, и, Листорезу пришлось свернуть разговор и поспешить в казарму. Каша получилось, что надо и после сытного ужина Листорез снова выбрался наружу, где вновь отыскал Мятого и продолжил с ним прерванный разговор.

– Ну так как, прирежем его как свинью? – еще после нескольких минут увещевания предложил Листорез.

– Не-е… – отрицательно замотал головой Мятый. – Я не буду.

– Но почему?! Разве он не наказывал тебя без причины да еще так жестоко? Разве другие не страдают от его гнета?

– Наказывал… – кивнул Мятый. – Но не бил. Он лишь хочет что бы я был как все… В шахте откуда я и не за такую мелочь избивали до полусмерти. Косо взглянешь на кого из стражников и получи двадцать плетей…

Листорез заскрипел зубами от досады. Столько времени потерять на этого полудурка. Но с другой стороны если даже этот придурковатый Мятый не согласился прибить Ландскнехта, то что уж говорить о других. Остальные куда как осторожнее…

Можно конечно кого-то купить, но о деньгах лучше не заикаться вовсе. Здесь все калачи тертые и своего не упустят. Да еще эти приспешники Ландскнехта могли все узнать или вообще можно было нарваться на скрытого последователя лейтенанта число которых заметно увеличилось после отличной провизии что стала поступать в последнее время и тогда разговор будет короткий.

Так что все придется делать самому. Шансы сделать эту работу чисто велики, но тогда надо сделать так чтобы подозрение стопроцентно пало на какого-нибудь другого. Вот хотя бы на того же Мятого…

– Ладно… нет так нет, – кивнул Ландскнехт с видимым безразличием, решив воплотить немного другой план. – Я видел у тебя ножичек неплохой? Покажешь?

– Зачем тебе? – с подозрением спросил Мятый.

– Ну кореша как никак, колодец вместе копали. Я же просто посмотреть…

Мятый с подозрением оглянувшись и убедившись что их не видят люди лейтенанта, достал свой нож. Собственно даже не нож, а заточку из большого гвоздя под стать огромному Мятому.

– Классный нож! Продай мне его.

– Не-е…

– Ну продай!

– А что ты можешь предложить?

Вопрос Мятого не из простых. У бывших казенных людей своего имущества нет. В лагере тоже особенно разжиться нечем.

– Ну… О! Хочешь я тебе в течении месяца буду треть пайки отдавать?!

В глазах собеседника загорелся явный интерес. Еды не хватало, особенно большому Мятому.

– По рукам!

Листорез подставил свою ладонь, по которой своей рукой ударил Мятый, после чего вложил в нее свою заточку.

«Идиот…» – ухмыльнулся Листорез, быстро пряча нож Мятого.

Занятия на следующий день начались как обычно. Тупой изматывающий бег вокруг лагеря, сто кругов в полной амуниции и с мешком земли на спине. Потом преодоление рва, туда и обратно. Приходилось прилагать немалые усилия ведь ров был уже достаточно глубоким. При этом Ландскнехт пошутил:

– Ерепенились бы меньше и не так сложно карячились бы. А так сами себе яму выкопали!

Его бойцы посмеялись над шуткой, но к их чести нужно сказать, что они преодолевали все препятствия наравне с солдатами из числа казенных людей. Так что у большинства к ним злобы не возникало, потому так трудно кого-то завербовать, чтобы прирезать этого выскочку лейтенанта.

Потом начались спарринги, смена партнеров. Между делом Листорез посматривал на холм ожидая увидеть там человека – старика Хьюго. Его можно было узнать по костылю вместо ноги. Тот в бытность свою разбойным человеком потерял ее в одной из схваток, после чего остепенился но с темными делишками до конца не завязал. Время от времени выступая в качестве посредника, банкира-хранителя, скупщика краденого, в общем, занимался всем помаленьку зарабатывая на хлеб с маслом.

Наконец над макушкой холма стала расти чья-то фигура. Впрочем ее принадлежность определялась легко, хромой, качающейся походке.

«Наконец-то», – подумал Листорез.

Образовался небольшой перерыв и Листорез поспешил к холму. Получив условный знак о внесении заказчиком денег Листорез невольно одной рукой нашарил кошель с наличными деньгами, другой – заточку Мятого.

«Ну что ж, раз заплачено, то надо отрабатывать», – решился Листорез и поспешил обратно.

– Строиться! – прозвучала звучная команда нового командира по прозвищу Зуб, приведших к Ландскнехту свой отряд таких же охотников за головами ранее бывших разбойниками.

– Спасибо, – поблагодарил Ландскнехт и пошел вдоль строя. – Займемся более реальным обучением, то есть проведем небольшое учение – стенка на стенку. Вы все против нас – охотников за головами. Нас всего четыреста человек. Вас – все тысяча четыреста. Попробуете проломить наш строй, проще говоря смять. Я должен посмотреть на что вы реально годитесь.

«Вот оно то что мне нужно! – мысленно воскликнул Листорез. – В такой толчее действительно никто ничего не разберет!»

Солдаты тоже заулыбались но с каким-то недобрым оскалом.

– Ну а чтобы в случае чего нас реально не выпотрошили, а потом не сбежали я тут попросил небольшую охрану организовать, – продолжил Ландскехт и показал на холмы и вокруг.

Там как появились настоящие солдаты. Которые ясное дело никого никуда не выпустят. Это несколько охладило пыл казенных людей.