По сути дела, феодальному государству вообще никогда не удавалось эффективно выполнять опекунскую функцию официальной власти, то есть быть постоянным и просвещенным защитником труда. Это государство, порожденное страхом перед вторжениями врагов и необходимостью в защите от анархии, делало для своих подданных чуть больше, чем многолетняя военная диктатура, то есть имело все неудобства, которые бывают у деспотического режима, основанного на грубой силе. Вместо порядка она имела только плохо упорядоченную иерархию, которая создавала лишь путаницу, а свободный характер феодального договора не позволял положить конец этому отсутствию дисциплины. Несколько сот тысяч мелких местных правителей, в равной степени буйных и грубых, которым прислуживали их алчные поверенные, одновременно невежественные и неразборчивые в средствах, угнетали и раздражали низшие классы своей тиранией, которая часто была всего лишь узаконенной разновидностью разбоя. Недостаточно подробное и непоследовательное налоговое законодательство позволяло феодалам превратить произвол и вымогательство в систему. Один живший в ту эпоху служитель церкви заявил: «Господа стараются остричь со своих подданных шерсть, а потом пожрать их самих». Даже суд оказался в руках феодалов и стал не учреждением, гарантирующим общественное спокойствие и беспристрастие, а средством для вымогательства, которое имело целью эксплуатацию человека, находившегося под юрисдикцией феодала, то есть должно было до предела нагрузить подданного сборами и конфискациями. Хуже всего было, что вилланам негде было искать защиты от этих злоупотреблений власти, которые к тому же отягчались отсутствием организованной полиции и множеством войн между феодалами.

Поскольку настоящей, правильной системы государственного управления странами не было, у феодала был только один способ заставить кого-либо уважать его власть или его права – взяться за оружие. Поэтому война шла непрерывно – угасала в одном месте, но сразу же вспыхивала в другом. Она обычно приходила в тысячи феодальных владений этих маленьких государств вместе с весной и летом и приносила с собой все ужасы разорения, пожара и убийства. Хижины превращались в пепел; урожай сжигали, скот убивали или угоняли, виноградники и фруктовые деревья срубали или вырывали с корнем, мельницы разрушали; оскверняли даже церкви. Если крестьяне не могли укрыться в глубине лесов, их хватали, обирали, пытали, калечили, вешали. Иногда им отрубали руки и ноги или подвешивали над огнем. Пленным выкалывали глаза, женщин насиловали, а потом отрезали им груди. После таких «подвигов» пустели целые провинции. Нередко за долгой феодальной войной следовал голод, завершавший ее разрушительный и смертоносный труд. Именно эта неспокойная обстановка – постоянные войны и грабежи – в течение 200 лет была главной причиной застоя в земледелии и бедности народных масс. В сущности, феодал-воин легко становился разбойником и опускался до грабежа. Один трубадур в начале XII в. сказал: «Честь (дворянина) в том, чтобы красть и грабить».

Поэтому, пока феодальный строй сохранял всю свою силу, в западном обществе не было порядка – элементарной потребности любого общества и стимула для прогресса в земледелии. Феодалы, не имевшие никакого представления о настоящем управлении экономикой, отняли у труда всякую возможность совершенствоваться или долгое время быть свободным. Лишь после того, как наряду с возрождавшимися монархиями возникли крупные централизованные феодальные государства, средневековое общество стало двигаться к более счастливому будущему. С XI в. в Нормандии, Аквитании, Анжу и Фландрии, затем в Барселонском графстве, Австрийской и Бранденбургской марках само феодальное общество произвело на свет правителей, которые в согласии с монархиями Франции, Германии, Англии, Наварры, Кастилии, Арагона и Королевства обеих Сицилии возродили традиции верховной власти государства – вершителя правосудия, защитника порядка и интересов общества. Великие политики и администраторы, среди которых были Вильгельм Завоеватель, Генрих II Плантагенет, Филипп II Август, Людовик IX Святой, германские императоры Генрих II и Генрих III, Фридрих Барбаросса, Фридрих II Швабский, Рожер II Сицилийский, испанские короли Альфонс VII и Хайме I, снова построили каркас сильной гражданской и военной администрации и начали работу по ослаблению власти феодалов, чтобы поставить интересы нации выше индивидуальных и местных интересов. Повсюду они в первую очередь стремились восстановить порядок, объявив перемирие, которое в некоторых краях, например в Нормандии, называлось герцогским, в других, например во Фландрии и Каталонии, графским, а еще в некоторых, например во Франции, Германии, Кастилии и Королевстве обеих Сицилии, – королевским. Они много раз принимали меры, чтобы ограничить, а затем запретить феодальные войны и запретить ношение оружия, пытаясь превратить анархическое воинственное общество своего времени в мирное и упорядоченное. Таким образом, они заложили фундамент национальной экономики и, преодолевая много препятствий, начали устанавливать новый государственный строй, область действия которого была шире, чем у прежнего государства, основанного на феодальной экономике, а потому неспособного подняться над местными интересами.

С этого времени государства, которые возглавлял верховный правитель или монарх, имели более или менее определенную экономическую политику, целью которой были защита труда в его многочисленных разновидностях, создание для него благоприятных условий, поощрение производства и товарообмен. Короли и крупные феодалы были в числе самых страстных вдохновителей и организаторов освоения новых сельскохозяйственных земель. Часто эти государи защищали сельское население от злоупотреблений, характерных для власти феодальных сеньоров. Они даже способствовали смягчению или отмене крепостного права – иногда в своих собственных имениях, но чаще за их пределами. Повсюду власти начали издавать законы, которые защищали сельское хозяйство, препятствовали захвату скота и орудий крестьянского труда, поощряли освоение земель для сельского хозяйства и запрещали уничтожение лесов, чтобы это освоение не зашло слишком далеко и не стало злом. Некоторые правители – например, графы Фландрские, герцоги Нормандские и короли обеих Сицилии – создавали образцовые фермы и конные заводы, внедряли в сельское хозяйство своей страны новые культуры или, как делали короли Кастилии, издавали законы о развитии скотоводства и предупредительных мерах против ящура. Они были просвещенными защитниками всех проявлений возрождения промышленности, производства и торговли в городах и корпораций ремесленников, а также поощряли разработку рудников. Иногда, как в Королевстве обеих Сицилии, правители даже предвосхищали экономический строй позднейших монархий, создавая настоящие государственные мануфактуры. Масштаб их политики был шире, чем у феодальных правительств, и они направляли все свои усилия на развитие оборота и обмена товаров. Купцам не только была обеспечена безопасность, им давалось множество льгот и привилегий, были защищены интересы внешней торговли. В своих странах эти правители создавали ярмарки и рынки, имевшие особые привилегии, улучшали пути сообщения на море и на суше, ограничивали количество применявшихся единиц мер и весов, которых было очень много, а иногда, например в Англии и Франции, даже пытались ввести единую систему таких единиц. Они пытались развить кредитование и в то же время карали тех, кто им злоупотреблял. Они давали иностранным банкирам разрешение основать банкирские дома, регулировали размер процентных ставок и курсы валют. Правители ограничивали оборот денег, выпущенных феодалами, и способствовали движению финансовой системы к единообразию, добиваясь преобладания в обороте денег, выпущенных верховной властью, а иногда оставляя право чеканить деньги только за собой. Впервые за много сотен лет Англия, Королевство обеих Сицилии, Фландрия, Геннегау (графство, ныне провинция, на территории нынешней Бельгии, по-французски Эно. – Пер.), Франция (во времена Людовика IX Святого) имели монеты строго определенного веса, отчеканенные из чистого металла. Но все же было больше случаев, когда правитель не мог отказаться от привычной практики времен владычества феодалов и уничтожал результаты своей более просвещенной экономической политики налоговой политикой, которая изобиловала злоупотреблениями и представляла собой нагромождение мешающих ограничений и непоследовательных указов о таможенных пошлинах. Экономика национального масштаба, интересы которой представляли эти властители, с трудом искала свой путь в хаосе феодализма, из которого еще не полностью выделилась.