Иначе она меня застукает, и мне придётся сидеть дома, а граф Дракула будет преследовать Симбу и дальше…

Теперь ясно, отчего мне снился этот бред про пиратов.

Город был на самом деле красивый, но он остался во сне, а я уже тут, наяву…

Если я выйду прямо сейчас, то к обеду, скорее всего, вернусь обратно, и Симба не рассердится.

Впрочем, что–нибудь пожрать неплохо бы прихватить — хоть пару бутербродов и бутылку с питьевой водой, в такую жару мне точно захочется пить…

На часах полшестого, я натягиваю джинсы, стараясь двигаться как можно тише.

Надеваю футболку и прокрадываюсь на кухню.

В холодильнике есть сыр, я отрезаю несколько ломтиков и делаю себе четыре бутерброда. Хлеб с сыром, но без масла, масло растает на жаре. Прихватываю из холодильника большую пластиковую бутылку с минеральной водой. Хорошо, что она без газа. Терпеть не могу газированную воду — от неё в животе урчит.

И прикидываю, куда бы мне положить провизию.

Во сне таких проблем не возникает, собираясь спасать Симбу от пиратов, я совершенно не думал о том, чтобы взять с собой бутерброды.

И воду.

И всё это упаковать.

А тут приходится, ведь высота горы — почти километр.

И сколько времени мне на неё подниматься — я не знаю.

Может быть, час, а может, и два, и три…

Так что лучше найти какую–нибудь сумку типа рюкзачка, у Симбы такая должна быть, вот только где мне её искать?

Я иду в коридор и смотрю под вешалкой.

Под вешалкой пусто, пусто и на полке для головных уборов.

Точнее, там лежит всё что угодно, кроме нужной мне сумки.

Правда, есть ещё кладовка, куда я и заглядываю.

И оказываюсь прав — маленький розовый рюкзачок с двумя лямочками и кармашком.

Такой маленький, что бутылка с водой явно будет торчать наружу, но мне это не помешает.

И нести его придётся на одном плече, на оба он не налезет.

Но и это мне не помешает, главное — рюкзак нашёлся.

И ещё — надо оставить Симбе записку.

Чтобы она не разволновалась и потом не нажаловалась родителям.

Хотя жаловаться она навряд ли станет.

Но я всё равно не хочу, чтобы папенька с матушкой узнали о том, что я собираюсь делать.

Собираюсь — и сделаю.

Потому что должен…

Просто должен — и всё тут!

Я возвращаюсь на кухню, укладываю свёрток с бутербродами и бутылку с водой в рюкзачок, завязываю его и тихо–тихо, чуть не на цыпочках, отношу обратно в прихожую.

А затем иду в комнату, обнаруживаю возле Симбиного компьютера листок бумаги, аккуратно отрываю от него полоску, беру ручку и пишу:

«Симба, не волнуйся, я скоро приду. Наверное, к обеду».

И подписываюсь: «Майкл».

Записку можно оставить здесь, но пока проснувшаяся Симба доберётся до компьютера, она уже начнёт волноваться.

А этого допускать нельзя.

И я решаю положить записку рядом с её кроватью, на тумбочку — там справа тумбочка стоит.

У двери, за которой спит Симба, я медлю.

Отчего–то я боюсь входить, но солнце за зашторенным окном палит всё сильнее, мне надо спешить, и я открываю дверь.

Окно здесь тоже зашторено, однако я не смотрю на окно.

Света и так достаточно.

Симба спит на спине поперёк кровати, сбросив простыню, закинув руки за голову.

И я вижу всё, чего мне не полагается видеть.

Я вижу её грудь и чёрную поросль между ног.

Ещё никогда я не видел этого у реальной женщины.

Пусть спящей, но реальной.

Мне не хочется уходить, мне хочется стоять и смотреть: час, два, три, всё то время, пока Симба будет спать…

Но тут она вздрагивает, сводит ноги, поворачивается на бок.

Я сглатываю слюну и последний раз смотрю на спящую Симбу.

Её красные волосы кажутся сейчас такими же чёрными, как те, которые я только что видел.

Разве лишь не такими курчавыми.

Мне вдруг становится стыдно, я чувствую, что краснею.

Меня прошибает пот.

Я осторожно кладу записку на тумбочку и, стараясь не оглядываться, выхожу из комнаты.

А потом выскакиваю в коридор, хватаю рюкзачок и оказываюсь на площадке.

Я ещё могу вернуться — дверь в квартиру открыта.

Но я захлопываю её, сбегаю по лестнице вниз.

И оказываюсь в пустынном, уже залитом солнцем дворе.

Таком же пустынном и залитом солнцем, как приснившийся мне сегодня ночью белый город.

Вот только небо другого цвета, а вместо моря — гора.

И до её подножия идти совсем недолго — каких–нибудь десять минут.

Я забрасываю рюкзачок на правое плечо и убыстряю шаг.

Симба смотрит на листок бумаги и в который раз перечитывает коряво выведенный текст.

«Симба, не волнуйся, я скоро приду. Наверное, к обеду».

Подпись: «Майкл».

Со времени обеда прошло уже два часа, нормальные люди обедают в три, не позже.

Это европейский обед сервируется после шести, может и в семь, и в восемь, а порою в девять.

Но Майкл не принадлежит к тем, кто питается на европейский манер, он привык обедать максимум в три — в доме сестрицы режим соблюдают.

Чёртова сестрица, валяющаяся с мужем на турецком песочке.

А Симба тут сходит с ума, точнее, начинает сходить с ума.

Этот ботаник, постоянно краснеющий и потеющий, выкинул абсолютно неожиданный финт, смылся.

Накарябав записку, из которой понятно одно: меня всё достало, и я пошёл погулять. Проветриться. Размяться. А ты не беспокойся, всё будет тип–топ, я скоро приду, ещё до обеда…

Симба и сама обед приготовила: спагетти болоньезе.

Звучит красиво, хотя это не что иное, как обыкновенные макароны по–флотски. Только чуть более навороченные. Рецепт Симба вытащила из сети ещё в тот раз, когда собиралась кормить обедом харю. Она надеялась, что это поможет.

Симба покосилась на харю. Тот загадочно улыбался, и Симба почувствовала, что по её спине бежит холодок.

И всё это перестало ей нравиться.

Даже запах с кухни ей больше не нравился, хотя сегодня макароны получились намного лучше, чем когда она пыталась ублажать желудок хари.