– Что?! Хочешь сказать, тебе понравилось с ним целоваться?

– Хочу сказать, что ожог уже почти не болит.

– Аа…

– К тому же теперь я знаю, что с ифритами нельзя целоваться.

– Не со всеми, – заволновался Озриэль. – Орест просто не подумал о последствиях – в тот момент вы находились за зеркалом, то есть технически ещё в Подземном мире. А в нём действуют наши законы. Там мы… несколько горячее. Будь вы здесь, на земле, этого бы не произошло.

Я пожала плечами:

– Это знание мне в любом случае не пригодится. Впредь я собираюсь целоваться иключительно с женихом… как только отыщу его. Озриэль, скажи, а твоя… мм… оболочка, – я замолчала, не зная, как сформулировать вопрос, – тебе не жмёт? Ну, или там зудит, доставляет неудобства?

Ифрит сперва вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался:

– Нет, костюмчик по размеру. Вообще говоря, у нас тоже две руки и две ноги… плюс кое-какие добавления по мелочи. А ты что, представляла меня восьмируким одноглазым горбуном?

– Если честно, я даже не знаю, как тебя представлять… думаю, ты понравился бы мне в любом виде. Даже восьмируким и одноглазым.

– Правда? – Разлившийся по небу розовый закат чудесным образом добрался и до его щек.

– Да. Ты очень хороший друг. Дома у меня остался один, Мика, но с тобой выходит совсем по-другому. Как думаешь, дружба всегда разная?

– Не знаю, не задумывался. – Он прищурился, глядя на небо – видимо, всерьез размышлял над ответом. – Вот с Индриком дружить так же легко, как дышать воздухом… А с тобой не так… Да, наверное, разная.

Мы шагали по набережной вдоль реки. Вода мягко плескалась о пирс, а носившиеся над ней птицы копировали голоса лоточников, нахваливающих свой товар. Повисшее молчание было того сорта, которое не тяготит, а потом Озриэль спросил:

– А друзья могут держаться за руки?

– Да, друзья так обычно и делают.

Он нащупал мою руку и указал наверх:

– Гляди, как красиво. – Я проследила за пальцем. Небесная палитра красок дополнилась золотыми слоями и лиловыми мазками перистых облачков. Озриэль потянул меня к воде: – Подойдём ближе?

– Мне уже давно пора вернуться, Эмилия ждёт… – Я ещё раз глянула на небо и не устояла: – Разве что совсем ненадолго.

Всё равно опоздала. Позже я непременно отработаю всё пропущенное время.

Мы купили у прибрежного торговца по дюжине непотопляемых камешков и, набив ими карманы, уселись на краю пирса и спустили ноги в воду. Закат отражался в ней, отчего казалось, что небо и сверху, и снизу. Солнечный диск пламенел, торжественно тая на границе двух стихий. Мы болтали ногами, перемешивая золотистое отражение, и по очереди кидали камешки. Они прыгали по воде, пока не превращались в крошечные точки на горизонте, не больше комариков, а потом и вовсе исчезали из виду. Тогда я представляла, что они запрыгивают на солнце.

– Интересно, они и впрямь непотопляемые?

– Если бы на свете существовала река, протекающая по всему земному шару, можно было бы это проверить.

– Знаешь, – я кинула очередной камешек, наблюдая, как он бодро поскакал вслед за собратьями, – сегодня Орест сказал одну вещь, которая не выходит у меня из головы…

– Поменьше слушай его. Он забывает, о чём говорит, ещё не закончив фразу.

– Я так и поняла, когда он заявил, что любит меня.

– Так и сказал? – резко переспросил Озриэль.

– Ага. Но я сейчас не об этом.

– Черт! – Ифрит зашвырнул камешек сразу за горизонт. – Орест не шутит лишь в двух случаях: когда дело касается его волшебных игрушек и когда говорит, что влюбился всерьез и навек. Но всерьез и навек он влюбляется примерно раз в месяц, так что не волнуйся, долго досаждать не будет.

– Ээ, хорошо. Так вот, о той вещи, она была действительно важной… – Я глубоко вздохнула: – Он сказал, что мой жених может оказаться прыщавым и… и некрасивым.

– Я думал, тебе всё равно.

– Да, внешность – это пустяки, к ней я могла бы привыкнуть. Но что, если он, допустим, не любит кидать непотопляемые камешки? Или на дух не переносит горячий шоколад? Или злится при одном упоминании цветочной пыльцы?

– Ты забываешь, что он твой жених, – мягко перебил Озриэль. – За что-то же он тебе понравился. Если бы всё было так ужасно, вы бы не решили пожениться.

– Да, ты прав… – Я замолчала. Считал бы меня Озриэль по-прежнему своим другом, если бы узнал, что я и ему солгала? Кажется, из моего вранья впору замок возводить. Я зашвырнула подальше следующий камешек и продолжила бодрым тоном: – А хочешь, расскажу что-то смешное?

– Давай!

– Стоя сегодня в зале для совещаний перед мадам Лилит и вспоминая всё, что произошло в эти дни, я вдруг подумала, как было бы здорово, если бы моим суженым оказался ты. Подумала, несмотря на то, что мы уже убедились в обратном, и несмотря на то, что мы просто друзья. Вот такая глупость пришла мне в голову, умора, правда?

Озриэль молчал целую минуту, а потом вынул последний камешек и, вместо того чтобы пустить его по воде, аккуратно положил рядышком на пирс.

– Мне совсем не смешно.

– Мне тоже. Наверное, я просто не умею шутить…

– В этом ты не одинока. – Он поднялся и протянул руку. – Идём, мне будет стыдно смотреть Эмилии в глаза, если задержу тебя ещё больше.

Я приняла руку, встала, отряхнулась, и мы зашагали в сторону Шебутного переулка.

Эмилия что-то напевала за работой. Пальцы легко порхали, перевязывая очередной букет. Когда мы вошли, она подняла голову и вспыхнула, задержав взгляд на Озриэле. Видимо, вспомнила их вчерашнюю встречу. Оба неловко поздоровались, и вскоре ифрит распрощался. Я раскрыла рот, но Эмилия жестом остановила меня:

– Можешь ничего не объяснять. Магнус уже рассказал про тот чудовищный случай с внезапным исчезновением ограды. Надо же этому было произойти именно тогда, когда ты проходила мимо академии! Хорошо, что профессор Иох вовремя среагировал и успел остановить тучу стрел.

Похоже, вранье заразительно даже для пауков. С языка уже готов был сорваться красочный рассказ, живописующий мои злоключения, – Эмилия наверняка поверила бы каждому слову, – но вместо этого я вдруг взяла её за руку, усадила на кушетку для посетителей и сама устроилась напротив.

– Это неправда, Эмилия. Магнус… он солгал по моей просьбе. Но мне больше не хочется тебе врать, никогда не хотелось. На самом деле всё обстоит совсем иначе.

И я рассказала ей правду. Не ту, которую знали Озриэль, Орест и уж тем более Индрик. А настоящую правду. Даже про то, кто я. В том, что она меня не выдаст, я не сомневалась.