Аккэлия, разругавшись с родителями, осталась в школе. Она обивала пороги директора, выясняя, нет ли каких-то новостей об Анастасии. Она сильнее всех рвалась принять участие в поисках Люцифера. Агата в последние дни чаще всего общалась с Драго Хеллсоном. Из эгоистичного и самоуверенного парня в обстоятельствах беды он неожиданно для всех стал хорошим другом.

Вот и сейчас Драго лежал на расправленном диване в комнате Агаты. Она лежала на кровати, уставившись в потолок. Он ночевал у нее каждую ночь после смерти Оливии. Его друзья разъехались, а Агата не могла находиться в одиночестве. Спала она очень плохо. Агата долго ворочалась в кровати, вспоминая каждую деталь зловещего ритуала и плакала в подушку. Даже когда ей все-таки удавалось уснуть, она просыпалась от страшных кошмаров. Ей снилась агония Анастасии в те минуты, когда Люцифер завладевал ее телом, последние мгновения жизни Оливии и Гэвиуса с перерезанным горлом. Он тянул к ней руки, и сквозь хрип можно было разобрать слова «Ты не спасла нас». Каждый раз Агата просыпалась с криком, а Драго заботливо наливал ей чай с ромашкой.

– Знаешь, – в пол голоса сказала Агата. – В ту ночь, когда Оливия ночевала у меня впервые, мне приснился сон. Точнее кошмар. Я видела, как она горит, – она повернула голову к Драго. – Я испугалась, но подумала, что это просто сон, просто бессознательное. Когда она спросила меня, чем я встревожена, я сказала, что все в порядке.

– Ты не могла знать, – раздался безжизненный голос Драго.

– Я не могу отличить вещие сны от обычных, – раздосадовано сказала Агата и села в кровати. Она натянула на себя одеяло и посмотрела в пустоту. – Отец столько раз учил меня, но я не сочла это важным. Вместо этого я научилась говорить с мертвяками, как будто это мне хоть раз пригодилось, – повысила голос Агата и ударила кулаком по кровати. – Ненавижу себя за это! Ненавижу!

– Послушай, ты не виновата, – сказал Драго. – Если уж кто-то виноват, то это Алес, моя мать, Гэвиус и, – он выдержал паузу, – и я.

В комнате воцарилось молчание.

– Мы с ней поругались, и я наговорила ужасных вещей, – Агата вновь рухнула на кровать и распростерла руки в стороны. – Теперь я уже никогда не смогу попросить у нее прощения.

Драго знал, что значит чувствовать горечь невысказанных слов. Оливия спасла его от избиения, а он не смог отплатить ей тем же. Драго считал, что если они не будут общаться, то ей ничего не грозит. Он считал своего отца – главной угрозой. Но оказалось, что в этом мире есть нечто пострашнее Одена Хеллсона.

Отец постоянно говорил Драго фразу: «Помни, кто ты есть». И Драго всегда знал кто он: сын самого сильного из первородных демонов, будущий член Совета и жених Авейры – дочери Клетуса. Так было раньше. Сейчас же Драго – изгой, отступник и клятвопреступник. Единственная клятва которую нельзя нарушить – это слияние с Авейрой. Они должны пожениться и обменяться силами, тогда эти силы получат все члены обоих семей. Однако, Авейра каким-то образом лишилась основной части своих способностей, Драго чувствовал это. Наверняка она теперь не интересна его отцу. Зато сын самого Одена стал еще более лакомым кусочком. Единственное, что может спасти Драго от странного союза с девушкой, которую он видел пару раз в жизни, это освобождение от клятвы, полученное от обоих отцов. Либо смерть Драго или Авейры. Именно поэтому Драго не мог заводить отношения. Именно поэтому он ни разу не признался Оливии в своих чувствах. И теперь не признается никогда.

Агате все-таки удалось уснуть, в эту ночь к ней не пришло ни одного сна. Драго же до утра не мог сомкнуть глаз, размышляя о добре и зле.

Как только первый луч солнца коснулся морской глади, Драго поднялся с дивана и отправился в свою комнату. Он не стал будить Агату. Впервые за неделю она спала так долго. В комнате Драго ожидал приятный сюрприз – там были Стейн и Уиллис.

– Что вы здесь делаете? – удивленно спросил Драго.

– А мы решили, что ты будешь рад нам, – театрально произнес Уиллис.

Драго бросился обнимать друзей.

–Конечно, я рад, – сказал он. – Но вы же знаете, тут сейчас опасно.

– Мы посовещались и поняли, что не можем оставить тебя без дружеской поддержки, – сказал Уиллис и протянул Драго кулак. Драго сжал руку и отбил другу пять.

– А моя мать только рада, что я свалил, – сказал Стейн и обнял друга.

После освобождения Люцифера у Драго не было времени, чтобы рассказать друзьям, что произошло в ту ночь. Сальватор экстренно отправил сообщения родителям, и те поторопились забрать детей. Кто-то залег на дно, кто-то присоединился к Люциферу. Поэтому сейчас Драго подробно описал им произошедшее.

– Но что там делала Медеа? – прервал историю Уиллис. Хоть друг мастерски скрывал свои чувства, но Драго догадывался, что Уиллис к ней неравнодушен.

– Директор сказал, что ее родителей казнили за предательство во время войны, – ответил Драго. – Видимо, она решила отомстить.

– Но если они были предателями, значит они заслужили смерть, разве нет? – Задал вопрос Стейн.

– В последнее время я начал понимать, что все не может быть таким однозначным. Добро и Зло, Рай и Ад – это лишь слова. И каждый поступок можно рассматривать с разных сторон. На роде Медеи лежит проклятие, каждый первенец рождается слабым и умирает. Люцифер пообещал родителям Медеи спасти их дочь, а взамен они поклялись ему в верности… – рассказал Драго друзьям.

– Все равно не понимаю, почему Медеа заняла сторону Люцифера, – возмущенно воскликнул Уиллис.

Драго вздохнул.

– Человека, казнившего ее родителей, звали Сальватор Блэквелл.

14

Сальватор и Лея вышли из домика, служившего убежищем матери и дочери последние два дня. Он взглянул на нее, и на месте сильной и гордой колдуньи увидел лишь поникшую безжизненную женщину. Вот, что с людьми делает любовь.

На улице крупными хлопьями валил снег. Деревья скрипели, покачиваясь на ветру. В промежутках между густыми тучами ярко сияли звезды. Лея подняла глаза к небу в последний раз. Не такой она представляла свою смерть. Она думала, что умрет в глубокой старости, в окружении детей и внуков, рядом с любимым мужем. Но теперь она осознала простую истину: пока ты строишь планы на будущее, судьба расписывает для тебя варианты всевозможных страданий.

– Мне очень жаль, – хриплым голосом сказал Сальватор. Снежинки, растаявшие на его щеках напоминали слезы.

Уголок губ Леи пополз вверх, из груди один за другим вырывались сдавленные смешки, перерастающие в настоящий истерический хохот.

– Тебе жаль? – Спросила она. – Нет, ты рад прислуживать этим чудовищам. Давай просто покончим с этим. Я хочу, чтобы ты навсегда запомнил мое лицо. Лицо матери, которая отдала жизнь за своего ребенка. Чью жизнь отнимешь ты.

Она смотрела на Сальватора не отрываясь, когда он с лицом, полным безразличия выставил вперед руку и выпустил электрический разряд ей в грудь. В домике раздался истошный крик маленькой Медеи.