Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Myristica fragrans
В начале 1880-х годов ранним майским утром Анна Форбс и ее муж Генри Форбс стояли на палубе парохода, приближавшегося к Банда, архипелагу из девяти островков, который находился в тысяче миль к востоку от Явы, главного острова Голландской Ост-Индии.
Генри, уважаемый шотландский ботаник и орнитолог, тогда занимался сбором материалов для книги «Странствия натуралиста по Восточно-Индийскому архипелагу» (Henry Forbes. A Naturalist’s Wanderings in the Eastern Archipelago, 1885). Он в одиночку съездил на Суматру, но потом вернулся в главный местный коммерческий и транспортный узел Батавию, ныне Джакарта, чтобы забрать Анну и поехать с ней на Тимор.
Напористая и своевольная Анна меньше всего походила на женщину, которая находится «за мужем». Она планировала написать собственную книгу, помня, что, хотя она и Генри «в основном обладали одним и тем же опытом», но смотрели на него «с совершенно разных точек зрения». Ее наблюдения над их «благородно-кочевым» образом жизни действительно были опубликованы позднее, в 1887 году, под названием Insulinde (этот архаичный морской термин обозначал моря Юго-Восточной Азии). Как объясняла Анна в предисловии, эти записки писались для женщин, которым «может наскучить смесь из научных материй», представленная в исследовательской работе Генри. На самом деле книга Insulinde была посвящена в основном каждодневным неурядицам, сопровождавшим перемещения европейцев, которые выбрали форму одежды, неподходящую для местного климата, но стараются держаться с определенным шармом и непосредственностью.
Поездка, можно сказать, проходила успешно. Острова Банда представляли собой живописный архипелаг, находившийся на пути к Тимору. Когда через липкую влажность пробился легкий бриз, у Форбсов возникло ощущение, что они приближаются не к земле, а скорее к какой-то плавающей массе, укутанной блестящей зеленой растительностью. Казалось, почти вся поверхность островов была покрыта вечнозелеными тропическими деревьями мускатного ореха, кроны которых поднимались на высоту до 65 футов (около 20 м. – Ред.). Впрочем, как объясняет Анна, не покрытая орехом площадь тоже была значительной и при этом внушала настоящий страх:
«Как бы в противовес этому изобилию и плодородию над островами возвышается ужасная огненная гора – вулкан Банда-Апи, из ровного конуса которого постоянно идет дым. Вулкан выглядит как безжалостный страж этих райских садов. Как странно было опираться на поручни судна и смотреть вниз, на спокойную гавань, вода в которой настолько прозрачна, что можно отчетливо видеть живые кораллы, шевелящиеся на вулканическом песке на глубине семи или восьми морских саженей (до 15 м. – Ред.), а затем поднимать глаза на курящуюся гору и представлять, какое страшное буйство пламени скрыто в огненных пещерах внутри нее!» [202]
До начала XIX века крохотные острова Банда, которые настолько малы, что отсутствуют на многих географических атласах, были единственным в мире источником мускатного ореха. И тот мускатный орех, которым мы сегодня спокойно посыпаем гоголь-моголь или кладем в рисовые и рождественские пудинги, в течение сотен лет был самым ценным товаром на земле и ценился выше золота.
В начале XVII века десять фунтов (4,5 кг. – Ред.) мускатного ореха стоили на островах Банда меньше одного пенни. По возвращении в Европу этот же орех можно было продать чуть более чем за два фунта стерлингов: иными словами, цена поднималась на 60 000 %! Джайлс Милтон в захватывающей книге «Мускатный орех для Натаниэля» (Giles Milton. Nathaniel’s Nutmeg), истории краткого участия Англии в схватке за острова Банда, отмечает, что «маленького набитого специями мешочка было достаточно, чтобы обеспечить человека на всю жизнь, купить ему дом с остроконечным шпилем в центре Лондона, на старинной Холборн-стрит, да еще и нанять слугу, готового удовлетворять все его прихоти» [203].
Деревья мускатного ореха – двудомные, а это значит, что каждое дерево имеет свой пол. Чтобы получить урожай, мужские и женские деревья нужно сажать рядом друг с другом. Оба типа деревьев дают колоколообразные цветы с желтыми восковыми лепестками, но только женские дают характерные, похожие на абрикос плоды с канавкой сбоку. Если разрезать плод по этой канавке, то можно обнаружить большое семя, покрытое ярко-красной сеткой присемянника (ариллуса).
Ариллус осторожно снимают с ядра и оставляют сохнуть на солнце. Когда он становится коричневым и ломким, его измельчают, превращая в кулинарную специю, которая называется мацис, или мускатный цвет. (Мацис может продаваться и полосками – они представляют собой высушенные кусочки ариллуса.) Чтобы полностью реализовать свой потенциал, дереву мускатного ореха требуется около двадцати лет, хотя первый урожай оно дает уже на седьмом—девятом году после посадки…
Однажды Анна и Генри поднялись на рассвете и по тропинке, скрытой под листьями бамбука, двинулись в гору, к лесу мускатных деревьев. Пройдя несколько миль, они наконец достигли плантации и дома, возле которого группа аборигенов Банда готовила мускатный орех и мацис к отправке в Европу. Пара европейцев с интересом познакомилась с ярко одетыми собирателями и с восхищением рассматривала инструменты в виде зубьев и когтей, которыми они сдирали спелые орехи со стеблей.
После этого они спустились к берегу и осмотрели находившиеся на пристани амбары и деревянные сараи, в которых проходила упаковка продукции.
Ящики все одного размера, все тщательно отделаны и законопачены. Надписи ясно свидетельствуют, что в ящиках находятся орехи мускатного дерева. Упаковка размером примерно 3×2×1 фут (0,9×0,6×0,3 м. – Ред.) содержит мускатного ореха на сумму около 20 фунтов стерлингов, подобный же ящик мускатного цвета стоит от 30 до 40 фунтов [204].
Читая эти строки, можно подумать, что в описываемые времена торговля мускатным орехом по-прежнему оставалась «на плаву». В действительности в то время, когда супруги Форбс посещали архипелаг Банга, торговля находилась в упадке – и не только из-за ущерба, который наносили муссонные ветры и регулярные извержения вулканов. Незадолго до ухода с Нейра, единственного острова в группе, который оказался достаточно плоским для того, чтобы построить на нем приличного размера городок, Анна стала свидетелем характерной сцены:
«Был час заката. Перед домом, стоявшим на улице, которая шла параллельно берегу, миловидная китайская матрона, сидя за густой решеткой, разливала какой-то темный сироп самым истощенным и утомленным людям, которых я когда-либо видела в своей жизни. Опиум! Что за пагубная страсть!» [205].
Такой была жизнь у менее удачливых обитателей архипелага Банда. Между тем голландские островитяне, чьи семьи разбогатели на торговле мускатным орехом, разбазаривали свои состояния, не зная, куда девать деньги, а их скучающие дети рвались в Европу, которую они никогда не видели. Как пишет Джайлс Милтон, «огромные суммы денег были растрачены на сооружение грандиозных особняков на набережной», а «горожане Банда каждый вечер облачались в свои лучшие наряды и прогуливались по берегу взад-вперед под зажигательную музыку военного духового оркестра» [206].