Приближения к себе даже на версту Змей не терпел, птицы понимали, что разинь он пасть, зевни — и летать им по кругу из его пасти да в желудок и дальше через выделительный орган обратно в пасть. Сколько неосторожно летающих существ и предметов отправилось в это вечное путешествие! От полярных сов и гусей — до современных пикирующих истребителей, даже до пары-другой перелетных молясин, которые секта кавелитов-стерховцев использует. И никто никогда не вылетел обратно. Стимфалиды терзались любопытством: почему? И каково там, внутри?.. Но беседовать с ними Змей отказывался. Где-то бродил по земле некий Вечный Странник, умеющий укрощать Змея. Но знакомиться со стимфалидами не желал и он. Впрочем, птицы этого Странника побаивались, хватит и тех хозяев, что есть. Но уж от этих никуда не денешься. Москва как-никак. Заглотала даже Великого Змея. И никаким пером ее не прошибешь. Про топор и говорить нечего — это ее собственное любимое оружие. А также письменная принадлежность.

Питались птицы, как и в древности, сырой нефтью, которой с азиатской стороны Уральского хребта встречались местами целые озера, человеку то ли не нужные, то ли невидимые. Кое-где нефть была плохая, птицы, страдая метеоризмом, маялись неучитываемой в условиях нормального питания реактивной тягой, вовсе им лишней. Обработанную нефть их желудки не принимали вовсе. Мазут вызывал у них припадок гнездования, стимфалиды клали полные гнезда покрытых медными перьями яиц, но из яиц вылуплялись непонятные гады доэллинской мифологии, и вместо того, чтобы стремиться к небу, они зарывались под Уральский хребет, стараясь залезть под медные горы и устроиться там хозяевами и хозяйками. Свое земное червеподобное потомство вольные стимфалиды глубоко презирали и старались по возможности вообще не размножаться. Но, старайся не старайся, а иной раз и размножишься.

Последний раз стимфалиды обильно размножались от безделья: на целый год пришлось уйти им в глубокие пещеры с азиатской стороны Заполярного Урала, и отсиживаться под многосаженной толщей малахита, что было особенно неприятно потому, что именно малахитом ходят под себя их незаконные дети — Хозяева и Хозяйки Медной Горы. Больше прятаться было некуда, небеса в то время безраздельно принадлежали летающему оборотню, монстру по имени Дириозавр, которого стая лишь единожды издалека увидела — и мигом нырнула в окаменевшее дерьмо собственных деток. Ходил страшный слух о том, что это не простой Дириозавр, а лично Зевс Хронович. Но потом Дириозавр куда-то убрался, и стая вернулась к патрулированию.

Именно тогда Москва предложила стимфалидам штатную работу в обмен на неограниченное право пользоваться лучшими сортами сырой нефти, причем обязалась в тех местах, где нефти нет, ставить поилки. Великий московский колдун, Начальник Наиболее Сырой Нефти и Природного Газа, взял птиц на работу. Впервые с доэллинских времен стимфалиды пошли на службу. Отдельным пунктом Начальник гарантировал защиту от несанкционированных Гераклов. Совершенно не хотелось птицам с налетанного места из-за чьих-нибудь трещоток куда-нибудь уматывать. Хотя вообще-то были приглашения на Сверхдальний Север, туда, за Северный Полюс, где процветает нынче Гренландская империя… Ну да ладно, пока и тут неплохо.

Люди изрыли Уральские горы, взяли все, что смогли увидеть, и почти ушли из этих краев, — не считая, конечно, того куска Рифейского Урала, который обернул своей ленточной тушей одряхлевший Великий Змей. Именно поэтому для древнейших чуд и гад земли здесь был истинный заповедник: живи в свое удовольствие, только носа (хобота, клюва и т. д.) наружу не показывай. Должен же быть на круглой земле угол, куда можно спокойно уползти/улететь/уйти на старости лет, пить нефть, кушать лазурит, размножаться в разумных количествах. И кое-кто из особо древних полагал, что другого места на свете, кроме захапанного Змеем Рифея, для древних на свете нет, — однако к Рифею змей почти никого не допускал, вот и толклись они вокруг него, пугая друг друга. Кто бы не испугался: выходишь поздно вечером на шоссе попутную машину поймать, а там уже стоит сторукий, половиной рук голосует. Или летит выше облаков, в стратосфере, взмокшая белая корова, за ней — огромный овод, оба куда-то исчезают почти сразу. Или выползает из дыры в земле престарелая богиня Эрида, специалистка по раздорам, начинает гнилой хурмой кидаться, думает, что это яблоко раздора. Побросает, побросает, обратно уползет, а хурму вороны поклюют и драка между ними начинается. Где-то в пещере под кайфом балдеет сверхдревний бог Гипнос, от которого даже богов в сон тянет, но его уже давно никто не видел: то ли белены объелся, то ли мухоморов, в России еще и не то есть, а может, враки это и нет ни бога, ни мухомора.

Стимфалидам нужен был воздух и простор. И они его получили, в тех границах, в каких требовалось им, и как раз в тех, охрану которых совершенно некому было поручить Империи. Справедливо бы поинтересоваться — зачем Империя должна охранять свою середину. На этот вопрос у государя был ответ: «Я приказал, и надо выполнять». Государь, может быть, не знал, что слово в слово процитировал недоброй памяти Нестора Махно. Но об этих словах помнили разве что в городе Гуляй-Поле, где они были долотом высечены на пьедестале памятника. Памятник поставили на частные пожертвования в первый же год царствования нынешнего царя, теперь уже никто не помнил — чего ради. Примерно на таком же основании зачислили на нефтяное довольствие и медно-железную стаю. Пусть летает. Наверное, однажды пригодится.

Стимфалидам такое положение вполне нравилось. Эти невероятные чудища были самодостаточны: поругаться всегда могла одна голова с другой, но при общении между собой (и в редчайших случаях — с посторонними) птицы говорили парой голов, хором. И вот настал такой день, когда дважды тридцать девять железных глоток единым хором вынуждены были гаркнуть: «Будет исполнено, ваше превосходительство!» Гаркнуть пришлось в ответ на предложение разыскать в Уральских горах хитротазого Призрака, норовящего пробраться в Европу и там бродить вопреки исторической необходимости. И в Москве, и в стае полагали, что искать его специально не надо: так и так попадется во время патрулирования. А дальше предполагался следующий сценарий: пусть подонок убирается куда хочет, но чтоб в Европу больше не совался. Наелась Европа призрачной каши до отвала, аж рыгать сил нет.

Однако пока что Призрак не попадался. Возможно, что развалился на отдельные кости и зря на него охота идет, но еще возможней, что сидит он где-нибудь в болоте по макушку и новые козни выдумывает: замышляет стачку, стычку или стучалку всенародную. Между тем никто Призрака (в отличие от стимфалид) в штат не оформлял. Рано или поздно вылезет он из болот под Ханты-Мансийском, и обычным своим путем, через Уральское Междозубье в районе истоков Печоры попытается пройти в Европу. Тут его и взять за тазовую кость. В скалах над пропастью Междозубья имелись у стимфалид кое-какие неприметные ни сверху, ни снизу «гнезда» с некоторым запасом сладкой сырой нефти. Отсюда открывался широкий обзор троп из Европы в Азию; следуя привычке, Старшая Стимфалида улеглась на сторожевое место. Поскольку облюбованная пещера находилась в южном обрыве, лечь пришлось по-особому, переплетя шеи, ибо азиатской голове совершенно не хотелось смотреть в Европу, и наоборот. Настроение у птицы было ниже среднего; из-за сырости в воздухе перья быстро покрывались зеленью и крошились, оба железных клюва нуждались в заточке. Пользуясь случаем, птица положила обе головы на приготовленные московской прислугой бруски, вздохнула, ругнулась на ею же самой позабытом языке и стала елозить клювами по влажному от тающего снега камню.