— Нет, — ни капли не смутился Валерий, — а зачем? Нам и так было интересно вдвоем. Конечно, для тех, кому нечего сказать друг другу, секс наиболее эффективный способ убить время. Перескакивать через первую стадию сближения, когда о сексе еще не может быть и речи, — значит лишать себя самых приятных, нежных и трепетных ощущений. Даша представляется мне тугим розовым бутоном в каплях утренней росы. Она свежая, чистая, естественная, и все в ней гармонично. Вы ее видели. Она вызывает желание оберегать, а не владеть…

Ответом художнику было наше изумленное молчание. Вот, оказывается, как обстоят дела. А мы-то с Эванжелиной полагали, что молодежь, насмотревшись американских фильмов, сейчас только и занята бодрым сотрясанием родительских кроватей.

— Ну если у вас нет вопросов, то я пойду.

— Постойте, — воскликнула Эванжелина, — а как же норковая шуба? Ведь на шубу-то ты деньги нашел?

Валера удивился:

— Почему норковая, она всю зиму в песцовой проходила.

— Песцовую ей купил отец, — уточнила я, — а норковую подарили вы. Так сказала Нина Ивановна, а ей — Даша.

— Не может быть, — покачал головой несчастный парень, — мне надо быть Малевичем, чтобы заработать на норковую шубу.

— Ну и дела, — протянула Эванжелина, — кто же этот, щедрый и таинственный даритель? Таня, мы ведь не отправим человека в ночь и неизвестность? Москва относится к числу городов с напряженной криминогенной обстановкой. Валера, оставайся, квартира большая.

Валера потрепал Антрекота. Тот с готовностью принялся урчать. Нажрался, подлец лохматый.

— Да нет, пойду. Неудобно как-то.

— Таня, ну поддержи меня, — прошипела Эванжелина, — куда он ночью пойдет?

— Оставайтесь, конечно, уже второй час.

Эванжелина с умилением посмотрела на меня. «Ты киска, — читалось в ее взгляде, — не дрожи, нашей девственности ничто не угрожает: во-первых, по причине высоких моральных принципов гостя, а во-вторых, по причине отсутствия оной».

* * *

Остатки ночи прошли благополучно. Молодого живописца уложили в гостиной, а утром он отправился домой.

Солнечное и ясное начало дня я потратила на борьбу с представителем фирмы «Фантом». Это богатое предприятие с идиотским названием, практикующее закупкой и продажей товаров народного потребления и владеющее супермаркетом, периодически доводит меня до состояния раскаленного кипятильника. Я удивляюсь, каким образом такие упертые люди, которые абсолютно не умеют делегировать полномочия, смогли сколотить капитал, чтобы оплачивать наши гонорары. Наверное, деньги сейчас можно выжимать из воздуха.

Представитель, тихо упиваясь своей гениальностью, в очередной раз принес три страницы плотного текста и требовал, чтобы я организовала две минуты эфирного времени «Останкино» и красивую дикторшу, которая это прочитает. Рекламировал он все: от сигарет и тампонов до фрикционных накладок к «Москвичу» и турбогенераторов. И все хотел продать немедленно.

Нудным голосом я втолковывала ему, что: 1. Реклама должна содержать уникальное торговое предложение — сейчас турбогенератором никого не удивишь, только свистни — к подъезду доставят атомную подводную лодку. Следовательно, если «Фантом» хочет продать товар, который имеется в изобилии у других продавцов, то значит, придется делать торговое предложение уникальным не по сути, а по форме. Рекламное объявление должно быть ярким и запоминающимся. 2. Единичное объявление ничего не дает — оно тут же забывается, смытое шквалом красочных клипов «Пепси», «Стиморола» и шоколада «Виспа». 3. Нельзя перегружать рекламу техническими характеристиками — тем более в нашем случае, так как агент «Фантома», я подозреваю, твердо решил запутать покупателей, для чего нужен тампон «о. b», а для чего — турбогенератор.

Я прочитала целую лекцию, я порхала бойкой колибри от стенда к стенду, разъясняя фантомщику, что из пятнадцати элементарных принципов рекламы девять он уже попытался нарушить, и в заключение нашего диалога насупленный мужик окончательно утвердился в мысли, что я — самовлюбленная дура и пытаюсь доказать ему его неполноценность и что необходимо немедленно расторгнуть контракт с нашим агентством. Вот чего я добилась демонстрацией своей чрезвычайной осведомленности в вопросах рекламного дела.

Положение попытался спасти Потапов. Он выдернул меня из кабинета, как созревшую морковку из мягкого чернозема, и зашипел:

— Максимова! Ты что, спятила? Ты клиента хочешь потерять? Ты разве не видишь, что он скорее повесится, чем признает правоту женщины? Ты же умная! Учти, если мы потеряем «Фантом», то не сможем оплатить по договору с режиссером сериал клипов «Альянса», и тогда ты забудешь, что такое чулки с поясом, и будешь носить исключительно колготки местного производства!

— С твоей зарплатой я и так уже давно про это забыла!

— Нет, у тебя стремительно портится характер!

Пришлось признать правоту шефа. Но ведь по его вине я всю прошлую ночь думала об исчезнувшей Даше, и это не прибавило мне душевного спокойствия.

Я вернулась в кабинет, где насупленный фантомщик с упорством во взгляде сотый раз перечитывал три замусоленные странички своего убогого трактата. И только сейчас я заметила, что он очень даже симпатичен, а руки под белоснежными манжетами карденовской рубашки грубые и натруженные. Да он, наверное, четыре ночи корпел над этим текстом, игнорировал недовольство жены, сопел на кухне под лампой с абажуром, а я раскритиковала его в пух и прах, забыв, что передо мной живой человек, а не ходячее рекламное объявление, которое я должна подретушировать, отредактировать и загнать в узкие рамки профессионального исполнения. Становлюсь бездушной функцией.

Склонив голову набок и еще раз окинув взглядом напряженного фантомщика, я льстиво улыбнулась:

— Вы меня простите?

Фантомщик недоверчиво и удивленно замигал. Я даже ни разу не назвала его по имени.

— Дорогой Сергей Иванович, попытайтесь забыть все, что я вам тут наговорила, я отнеслась к вам необъективно, и это объясняется сугубо личными причинами…

Фантомщик, который в жизни успел раскрутиться и получить возможность подъезжать к своему рекламному агентству на «мерседесе», еще не успел стать заурядным снобом, а потому моментально расслабился, повеселел, и душа его устремилась мне навстречу.

— И вы меня извините уж. Накричал на вас. Понимаете, дело идет, развивается, но я стал ощущать, что не хватает образования.

Я слушала с заинтересованным видом, и Сергей Иванович подобрел еще больше, и его речь, сдерживаемая до сих пор неприязнью к собеседнику (ко мне, значит), полилась вольным потоком:

— Так странно — вроде бы мы сами и раскрутили эту махину, деньги льются рекой, все вертится на страшных оборотах. И начинает вырываться из рук. Да, не хватает образования… Вот, к примеру, вышли на очень крупную и солидную японскую фирму, пригласили делегацию, хотели с ними подружиться. А они от нас шарахаются на переговорах. Оказалось, как нам потом объяснили, и коктейль мы не правильно организовали, и костюмы по протоколу не те надели, и к японцам пытались стоять поближе. А они пугливые — не любят, когда руку трясут энергично, подходят к ним близко и говорят громко… Этикет, в общем… Ну а писаниной этой, — фантомщик потряс бумажками, — я отродясь не занимался.