Мы больше не можем говорить открыто и откровенно. Нам постоянно мешает страх и скованность. Мы боимся раскрыть свои настоящие чувства друг перед другом, так как знаем, что своей честностью обязательно раним. Еще есть страх разочарований в том, что вторая половина в очередной раз не оправдает наших завышенных ожиданий.

Я не могу смириться с сыном Назара, ради которого он готов даже среди ночи мчаться в логово к другой женщине. Назар не может из-за моей прихоти вычеркнуть маленького мальчика, который вполне возможно останется его единственным сыном. Это такой замкнутый круг, из которого ни я, ни Горский не видим выхода.

Саша уверяет, что выход есть всегда и из любой ситуации. И порой даже не один. Просто мы с мужем все никак не осмелимся посмотреть правде в глаза.

В нашем случае первый вариант — это развод и жизнь порознь. Каждый из супругов будет принадлежать только себе и будет отвечать только за себя, без оглядки на партнера. Второй — это вместе, держась за руки, через боль и нервы друг друга, через ревность и недоверие, через страх и принятие идти к светлому будущему. Оно может наступить через месяц, может через год, а может не случиться никогда.

Оба варианта не дарят гарантию на счастливую жизнь до самой смерти. Оба варианта достаточно рисковые и по-своему авантюрные.

Когда я думаю о разводе меня моментально кидает в холодный пот. Я не могу представить себя вне стен этого дома, без номера Назара на быстром наборе, без его имени и фамилии моих рабочих контрактах. Вообще не представляю, как это жить в одиночку? Как вообще возможно построить нормальную жить без любимого человека? Я чувствую себя словно графин без ручки, машина без топливного насоса или мобильный телефон без аккумуляторной батареи.

Второй вариант тоже не излучает ни радости, ни позитива. Как представлю, сколько еще впереди меня ждет таких болезненных сцен, как была в столичном аэропорту. Ревность, злость, боль, страдания — этот коктейль может не только вызвать протест или сопротивление в моем поведении, но вполне вероятно может загнать меня повторно в какое-то лечебное учреждение.

Боже, как сложно все это. Как невыносимо.

Сегодня последний день моего затворничества и игры в Золушку. Я перебираю свой гардероб, освобождаю вешалки от лишнего и давно неношеного. Параллельно смотрю видео с нашей свадебной церемонии.

Улыбка и слезы не покидают моего лица. Смеюсь над сумбурной речью папы, который привел меня к импровизированному алтарю. Ему не удалось скрыть своего недовольства, из-за моего скоропалительного союза с мужчиной на десять лет старше.

Нахожу среди костюмов мужа тот самый пиджак, в котором он был на нашей свадьбе. Кутаюсь в темно-синее одеяние, сажусь на пол. Перематываю церемонию к тому моменту, когда мы с Назаром готовимся сказать финальное «да» и обменяемся кольцами.

Закрываю глаза и переношусь в загородный отель среди хвойного леса. На мне невероятной красоты свадебное платье от любимого дизайнера, на Горском — идеально сшитый на заказ костюм-тройка с жилеткой и ярко-красной бабочкой.

Мы с тогда еще женихом стоим напротив друг друга, прожигаем друг друга влюбленными глазами. Первым берет слово Горский. Он достает из нагрудного кармана небольшой лист бумаги, на котором своим мелким почерком написал свою клятву.

Серьезным, даже слегка строгим голосом, иногда запинаясь, Назар рассказывает всем гостям как впервые увидел меня на страницах какого-то малоизвестного журнала. Это, к слову, была реклама моего тогдашнего модельного агентства.

Перематываю речь мужа на самое начало и с наслаждением смакую его хриплое «Каролина пронзила мое сердце одним лишь взглядом прямо через страницы глянца».

— Люблю, люблю, люблю, — вторю я себе восемнадцатилетней, глядя в экран ноутбука.

Слезы катятся градом. От счастья. От любви, от благодарности. Назар — лучший мужчина, даже с учетом внебрачного сына. Горский — тот, кто не просто боролся с моей болезнью, но и шел порой против меня же в битве за мое здоровье.

Завтра предстоит выбраться из домашних стен. Первая работа в новом году. Простая съемка для дополнения и обновления собственно портфолио. Затем ждет ежегодное медицинское обследование в клинике, которого требует от меня модельный контракт.

Буду слушать очередные возмущения доктора по поводу моего низкого веса и плохих анализов. Всё должно пройти, как и всегда. За исключением того, что медсестры теперь будут тыкать мне в вены ненавистные иголки без надзора со стороны Горского.

Громко выдыхаю и тянусь к тачпаду. Время близится к четырем. Назар еще не звонил.

Сегодня в двенадцать часов должна была начаться операция Мирослава. Я звонила мужу, но он не ответил. Прислал чуть позже короткое извинение и пообещал перезвонить, когда все закончится.

Под ребрами растет волнение и тревога. Забиваю на гардероб и свадебные тосты, что звучат фоном из не выключенного видео. Ищу в интернете сколько времени может идти подобная операция. Перечитываю десяток статей на тему нейробластомы у детей. Везде лишь общие фразы, общие термины с дурацкими, безликими, статистическими цифрами.

Лезу в социальные сети, листаю странички детей с подобной болезнью. Каждое видео со страдающим ребенком заставляет рыдать навзрыд. Сколько маленьких жизней искалечены генетическими мутациями организма и нервной системы. Их сотни тысяч. Они все хотят жить.

Хватаюсь за телефон и перевожу каждому равную сумму. Внезапно банк блокирует мою карту. Звоню оператору, чтобы выяснить в чем дело. У меня еще десяток вкладок со страницами маленьких детей, которым нужна помощь.

— По вашей карте выявлена аномальная активность. Мы заблокировали ее во избежание мошенничества., — без умолку повторяет роботизированный оператор.

Чертыхаюсь и пытаюсь еще раз дозвониться до службы поддержки, где мне ответит живой человек. Как только удается достучаться до цели, по второй линии звонит Назар.

— Как все прошло?

— У него остановилось сердце, Каро. У него остановилось сердце, — безжизненным голосом сообщает муж.

— Ка-а-а-к? — вырывается хрипло.

Припадаю спиной к зеркальной дверце шкафа и закрываю рот рукой. Новая порция слез катится по щекам, капая прямо на белую майку.

— Он…? Он…? — не решаюсь произнести вслух самое страшное.

— Жив. Врачам удалось его реанимировать.

— Слава богу, — облегченно выдыхаю. — Назар, я сегодня же лечу к тебе.

— Не надо, Каролина.

— Но…

— Я хочу развестись.

Глава 37

Каролина.

— Я хочу развестись.

Я хочу развестись. Хочу развестись. Развестись. Слова мужа вертятся эхом в моей голове. Вскакиваю на ноги, стираю застывшие на щеках слезы рукавом мужского пиджака. Ныряю пальцами в распущенные волосы, оттягиваю их назад, стимулируя приток крови к голове.

Нет, нет. Назар не мог такого сказать. Ни за что.

Бегаю туда-сюда по