– Тогда погнали, – не то чтобы согласилась с ним, скорее, просто не захотела спорить Ирка. Все-таки Руль был нудным. Чезет у него классный, а сам он нудный.

Гараж Толика стоял на краю леса, в самом начале Комсомольской, напротив психдиспансера. Стандартная металлическая коробка, выкрашенная в коричневый цвет, среди таких же серых и зеленых коробок.

Толик включил свет, завел мотоцикл внутрь и позвал Ирку. Гараж нагрелся за день и еще не успел остыть под дождем. Машины у Толика не было, он держал здесь только Чезет и запчасти других байков, поэтому свободного места хватало. По стенкам тянулись полки с разложенными на них деталями, банками и баллончиками с краской, коробками, подписанными латиницей. Только одна стена оставалась свободной, на ней висели, один на другом, два старых ковра. Вплотную к коврам стояла узкая кушетка, застеленная какой-то зеленовато-рыжей тряпкой.

– Садись, малая, не стой, – кивнул на кушетку Толик. – Я сейчас поставлю чай. Тебе надо согреться и протрезветь. Хоть немного.

– Не хочу садиться, я мокрая.

– Тогда переоденься. Я тебе сейчас найду что-нибудь. Куртку какую-нибудь.

– Зачем мне еще одна куртка? – засмеялась Ирка. – У тебя тепло. – Она сняла мокрый батник и попыталась его выжать. Получилось плохо. На улице дождь и свежий воздух как-то заставляли ее организм сопротивляться опьянению, а здесь, в душновато-затхлом тепле, алкоголь немедленно начал раскачивать стены гаража.

– Да у меня вообще классно, – откликнулся Толик. – Сейчас чай вскипит.

– Куда мне повесить одежду? – осторожно, чтоб не оступиться при слабом свете лампочки, Ирка подошла к Толику. Она осталась в одном купальнике, и ее стройное, не загорелое тело серебристо мерцало в полумраке гараже.

– Вот тут веревка между гвоздями натянута, – Толик возился с электроплиткой, готовил чай и в сторону Ирки не смотрел. Но сейчас, когда она вдруг появилась рядом, он немедленно забыл и про чай, и про плитку. Наверное, он бросил бы все, что бы ни делал в тут минуту.

Толик взял у Ирки влажный батник и мокрые джинсы, кое-как зацепил их за веревку, потом легко поднял ее на руки и понес на кушетку. От Ирки пахло дождем и самогоном, мокрые волосы лежали на лице темными полосами. Она внимательно смотрела ему в глаза, но нельзя было понять, что она при этом видит и что думает. Все это только сильнее заводило Толика.

Он уложил Ирку на кушетку и навалился сверху, по-собачьи облизывая ее мокрое лицо и шею, одновременно пытаясь стащить с нее купальник. Ирка лежала молча, не помогая ему, но и не мешая, словно происходящее было ей не очень интересно. Ей казалось, что она все понимает и полностью контролирует ситуацию, просто не чувствует при этом ничего, ни отвращения, ни даже любопытства. Ирка словно наблюдала сцену в гараже со стороны. Она оставалась влажной и прохладной под вспотевшим, уже сбившимся с дыхания Толиком. Такой же влажной и прохладной, какой недавно вошла в гараж. Только когда он приподнялся над ней и потащил куда-то в сторону ее голую правую ногу, Ирка спокойным, отсутствующим голосом спросила:

– Целяк будешь ломать?

Толик замер на какое-то мгновение, и выглядело это так, словно он о чем-то задумался. На самом деле думать он ни о чем не мог и, быстро выбросив из головы Иркин вопрос, со всей силой навалился на нее, по-прежнему отстраненную и возмутительно независимую.

Но тут Ирка взвыла и больно ударила Толика пяткой по копчику.

– Да тихо ты, – прохрипел Толик, смяв Ирку вместе с тряпкой, на которой она лежала, и попытался еще раз. Но получилось только хуже: Ирка заорала, вырвалась, сильно ударила Толика локтем в лицо и перевернулась на бок.

– Пошел вон, козел, – прошипела она, чувствуя, как из разбитого носа Толика теплая кровь часто капает ей на бедро. Толик поднялся и молча ушел в другой конец гаража. В углу, на плите, докипал забытый чайник. Через минуту оттуда прилетели мокрые Иркины джинсы и куртка. Следом за ними, не долетев до кушетки, упал на пол алый батник.

– Одевайся, – сказал Толик. – Чая не будет. Выкипел.

– А говорят, алкоголь – это анестезия, – Ирка чувствовала себя трезвой, замерзшей и злой. Кушетка липла кровью, и уже никто не смог бы разобрать, где была ее кровь, а где Толика. Она оделась и открыла дверь гаража. – Руль, я же говорила, мне надо в «Олимпиаду». Заводи свой Чезет.

– Да там такой дождь, – поморщился Толик, но послушно вывел мотоцикл из гаража.

– Вот так болят трудовые мозоли, – закусила губу Ирка, усаживаясь за спиной Толика. – Поехали, Руль. Насильник из тебя хреновый. Лучше тебе с Чезета вообще не слазить.

Две минуты спустя мокрая Ирка утиной походкой вошла в зал ресторана.

После выступления Алабамы «Олимпиада» пошла вразнос. Девушки желали танцевать, и музыканты покорно вернулись к репертуару итальянской эстрады. В актрисах недостатка не было, и Багила всякий раз выбирал новую партнершу. Шумицкий танцевал только с Олей, а Сотник после первого медляка с Еленой оставил жену с тещей и танцевал с девчонками из театра.

Появлению Ирки, конечно же, обрадовались. Все-таки странный был бы день рожденья, если бы именинница не пришла. А так – все в порядке, ну опоздала немного, бывает.

– Ты совсем мокрая, – кудахтали вокруг нее мама с бабушкой. – И переодеться не во что.

– Да не надо переодеваться, – отмахнулась Ирка и на всякий случай застегнула верхнюю пуговицу батника. Чтобы лишнего не увидели, а то кто знает, какие следы оставили нежные руки Толика. – Это я промокла немного, пока от парка дошла. Дайте хоть пожрать на собственном дне рожденья. А то с утра ничего не ела.

Ей принесли и салаты, и курицу. От вина Ирка отказалась – пить она больше не могла.

Между тем, итальянцев сменили песни попроще. Шумицкий заказал «Вези меня, извозчик».

– О! – обрадовался свердловский Петр Михайлович, на минуту вернувшись из сумеречных краев алкогольных химер. – Это наша песня. С Урала.

– Разве? – удивился столь же драматически пьяный ленинградский Петр Михайлович. – А я думал, кого-то из эмигрантов.

– Каких еще эмигрантов? – свердловский Петр Михайлович обиделся за Урал. – Это Саша Новиков. Наш парень. Видишь, какая слава у мальчишки – на весь Союз. Второй Высоцкий вырастет. Если не посадят, конечно.

Ирка жевала салаты, пила минералку и пыталась разглядеть собравшихся.

– Иван, – остановила она пробегавшего мимо Багилу, – куда сегодня делся Пеликан? В парке его не было. Здесь тоже нет.

– Его Федорсаныч днем за водкой в трест столовых посылал. Вот за этой, – Багила взял в руки бутылку из-под «Зубровки». Поэтому он в парк прийти не успел.

– А сейчас он где? – не успокаивалась Ирка.

– Уже ушел. Ему сказали, что ты уехала с Рулем, и он не стал ждать. Ушел примерно полчаса назад.