Исследователи попросили участников второй группы ответить, насколько они счастливы. И между указанной степенью счастья у перешедших и не перешедших в штат большой разницы не было[161].

Другими словами, данные из первой группы показали, что научные работники считают, что переход в штат повысит переживаемую ими степень счастья на много лет вперед. Данные из второй показывают, что это не так.

Эллиот Фергюсон[162] подтвердил этот вывод на собственном опыте. Недавно он ответил на сайте Quora на вопрос, что чувствуешь, получив отказ в должности штатного преподавателя[163]. Он сказал, что был «раздавлен», когда в 1976 году Висконсинский университет в Мэдисоне отклонил его кандидатуру на должность штатного профессора психологии. Он полностью посвятил себя этой цели и не был готов к такому исходу. Но, как и многие, оказался способен держать удары судьбы. Эллиот выстроил карьеру в бизнесе в качестве предпринимателя и консультанта. Ему нравилось работать с «умными, творчески одаренными, интересными людьми вне пределов научной сферы», и он оценил способность бизнеса добиваться выполнения поставленных задач. 37 лет спустя после того отказа он говорит следующее: «Теперь я могу сказать спасибо Висконсинскому университету за то, что мою кандидатуру отклонили. С точки зрения их интересов это было справедливо, а с точки зрения моих – наилучшим исходом».

Данные Гилберта и его коллег свидетельствуют, что история Фергюсона репрезентативна. Научные работники приходят в себя после отказа и продолжают жить, хотя думают, что не смогут.

Но не только научные работники, старающиеся взобраться по карьерной лестнице, ошибочно предсказывают свою реакцию на события жизни. Гилберт и другие ученые применяли ту же методику к исследованию реакции, к примеру, на разрыв романтических отношений и политические разочарования.

Опрошенные стабильно предсказывали, что эти события приведут к радикальному изменению ощущаемого ими уровня счастья. Но те, кто пережил такие события, говорили, что не почувствовали заметного влияния на их удовлетворенность жизнью в долгосрочной перспективе.

Итак, почему же мы так плохо предсказываем, что сделает нас счастливее? Отчасти проблема лежит в том, что мы исключительно плохо помним, что делало нас счастливыми или несчастными в прошлом. В самом деле, трудно предсказать то, чего не помнишь. Откуда же нам известно, что мы плохо помним, какие чувства испытывали в прошлом? Доказательства были получены в результате важного исследования, в равной степени остроумного и отвратительного.

Ложное ощущение счастья

Предлагаю вам пройти странный тест. Два пациента – назовем их пациент А и пациент Б – подвергаются колоноскопии. Во время процедуры их просят каждые 60 секунд отмечать, насколько сильную боль они испытывают, по шкале от 0 до 10. (Это называется моментальной полезностью.) В момент 0 им задавали вопрос: насколько больно, от 0 до 10? Через минуту вопрос повторялся – и так до окончания процедуры.

После колоноскопии в нашем распоряжении оказываются графики боли для обоих пациентов. На них видно, насколько сильную боль они испытывали в каждую минуту медицинского вмешательства. Эти графики приведены на следующей странице.

У пациента А, как видно на его графике, боль изменялась от 0 до 8 в течение 8 минут. У пациента Б она колебалась в диапазоне между 0 и 8 более 20 минут.

А теперь вопрос странного теста: кто в сумме испытал больше боли, пациент А или пациент Б?

Видите графики? И каков ваш ответ?

В вопросе нет подвоха. Ответ очевиден: больше боли испытывал пациент Б. Ему было примерно так же больно, как пациенту А в течение первых 8 минут процедуры, а потом он испытывал боль еще 17 минут сверх того. Какую шкалу ни используй, пациенту Б во время колоноскопии было больнее. Если вы выбрали пациента Б, то ваша оценка за этот странный тест – пять с плюсом. Отличный результат!

Почему же я задаю вам простой вопрос, ответ на который очевиден?

Потому что он прост для нас, когда у нас перед глазами графики и эти графики отражают реальные данные, которые получены от самих пациентов непосредственно во время процедуры. Но самому пациенту оказывается сложно, не имея данных перед глазами, точно вспомнить, насколько плохо ему было. Люди имеют тенденцию забывать, как больно им было во время колоноскопии.

А вот и доказательство – статья за авторством Дональда Редельмайера и Даниэля Канемана, где приводятся эти графики.

Ученые привлекли к своему опыту целую группу пациентов, которым была назначена колоноскопия, и попросили записывать степень испытываемой боли в каждую минуту процедуры[164]. В результате они получили графики моментальной полезности, подобные тем, что вы видели.

Но их статью отличает от других подобных еще один вопрос. Ученые спрашивали каждого пациента, когда после процедуры уже прошло достаточно времени, насколько неприятно ему было. Их просили оценить боль по цифровой шкале и сравнить ее с другими неприятными моментами своей жизни. Это называется запомнившейся полезностью.

Именно в этот момент картина становится интересной.

Возьмите пациента А и пациента Б. Вспомните, что график мгновенной полезности для пациента Б ясно показывал, что ему больнее, чем пациенту А. Однако после события пациент Б вспоминал, что испытывал меньше боли, чем пациент А. Другими словами, пациент, испытывавший более сильную боль в течение более долгого времени, впоследствии ошибочно вспоминал, что в сумме он испытывал меньше боли.

Противоречие между моментальной и запомнившейся полезностью не ограничивалось двумя упомянутыми пациентами. Редельмайер и Канеман обнаружили, что между тем, насколько тяжелой была процедура колоноскопии на самом деле и насколько тяжелой помнится она пациенту, связь очень слаба. Проще говоря, многие из тех, кто испытывал более слабую боль, впоследствии вспоминали, что испытывали более сильную (и наоборот).

Когнитивные искажения, влияющие на воспоминания об удовольствии и боли

Почему люди имеют тенденцию плохо помнить, насколько плохо (или хорошо) им было? Ученые обнаружили много когнитивных искажений, присущих виду Homo sapiens и мешающих ему точно вспоминать прошлые радости и боли.

Важнейшее из этих искажений – пренебрежение длительностью. Оно означает, что, оценивая качество прошлого опыта, мы отбрасываем его длительность. Очевидно, что в реальном времени нам хотелось бы, чтобы приятные моменты длились дольше, а неприятные заканчивались как можно скорее. Например, чтобы болезненная процедура колоноскопии была максимально краткой. Но пренебрежение длительностью заключается в том, что у нас есть тенденция после факта не различать неприятный опыт разной продолжительности. Мы просто помним, что неприятный опыт был – но не помним, сколько он длился. Оглядываясь назад,