Нагулявшись на заливе, он предложил поехать через Вантовый мост, гулять в центре города, смотреть на разведенные мосты. Ингрид согласилась на эту пытку, они поехали. А потом снова гуляли. Она дошла до того, что разведенные мосты казались ей совсем другими предметами. От томления Ингрид была готова шокировать публику, занявшись с ним любовью на парапете Дворцовой набережной. Крякин показал изумительную сдержанность настоящего джентльмена… В общем, нагулявшись до мозолей, Ингрид осталась ни с чем. Простившись с Крякиным на Исаакиевской площади, она пошла к подруге. Чтобы излить горе. Ну и заодно спасла ее из лап болельщика.

– И что ты об этом думаешь? – спросила Варвара, хотя имела предположения о причинах холодности Крякина.

– Вроде не гей, – ответила она. – Вроде говорит комплименты, ручки целует и вообще… Ума не приложу… Короче, я так устала, что буду ночевать у тебя. Не помню, где малышку бросила.

Малышкой для Ингрид была ее розовая машинка.

– Мой диван – твой диван, – сказала Варвара. Что было правдой: после загулов Ингрид частенько отсыпалась у нее.

– Кофе в доме есть? – без надежды спросила Ингрид.

– Кофий не держим-с.

– А ведь обещала завести для лучшей подруги банку.

– Не помню такого.

– Жулик ты, Варька…

– Обижаете-с напрасно, барышня. Мы честности необыкновенной…

– Ладно, заваривай свою бурду.

– Это не бурда, а лучший дарджилинг.

– Я бы предпочла худшую арабику.

Взяв Варвару под руку, Ингрид потащила ее обратно.

У ограды канала как раз напротив дома стоял взволнованный юноша и кричал в смартфон:

– Да! Скорей приезжайте! Утопилась! Бросилась в канал!.. Да… Только туфли и парик оставила на тумбе… А сама прыгнула… Нет, не видел этого… Уверен, что бросилась в воду… Я бы нырнул, но не умею плавать… Скорее!!! Помогите!!!

Он кричал так громко, что в открытых окнах на той стороне канала показались сонные люди.

– Это не ты утопилась? – спросила Ингрид, оценивая неравнодушного юношу.

– Кто-то забыл туфли и парик, – ответила Варвара. – Для этого не обязательно топиться. Молодой человек сделал неправильный вывод.

Ингрид было все равно. Нырять в канал она не собиралась. Одного подвига за вечер было достаточно. Варвара поняла, что утром подвиг потребуется от нее: придется признаваться в ошибке. Очень серьезной. Ради того, чтобы спасать не только Добронину. Случившееся в номере отеля вовсе не то, чем кажется. Совсем другая игра.

В этом она была уверена.

Дотерпев до девяти утра, Варвара набрала номер. Голос актрисы был бодрым, а не заспанным. Узнав, что звонит будущий завлит театра, Полина Сергеевна готова была встретиться немедленно. У нее как раз начинается длительная процедура в косметическом салоне, будет чем занять время вынужденного лежания. Лягочева назвала адрес. Заведение оказалось недалеко, на Гороховой улице. Варвара слышала, что это не самый дешевый салон. Мягко говоря. Она обещала быть буквально через четверть часа.

На диване сном глубоко неудовлетворенной женщины спала Ингрид. Оставлять квартиру на подругу Варвара не боялась. В худшем случае Ингрид добьет остатки коньячка в холодильнике.

Она выбежала на улицу.

У тумбы набережной канала, где были оставлены туфли и парик, работали водолазы. Варваре стало стыдно, но мешать МЧС выполнить свой долг до конца она не могла. Вдруг кого-то найдут. Вдруг Петя утопился со стыда. Жаль, у него не получится: такие не тонут.

Девушка за стойкой салона повела отточенной бровкой и согласилась провести к Полине Семеновне, ее предупредили. Варвара прошла по длинному стеклянному коридору вслед за цокающими ножками. В храме красоты играла мягкая музыка, помещение освещалось уютным светом. Выйти отсюда обычной женщиной было нельзя. Только изумительной красавицей. Зачем эссенция Венеры и прочие старинные секреты. Красота в руках косметолога. Чем дороже руки – тем красивее будешь. То есть красота зависит только от размера кошелька и желания клиентки. Как у Утки-Губастика.

Перед Варварой распахнули матовую дверь. В белом помещении стоял белый диванчик, на котором лежала женщина, по шею закутанная в белую простыню. На лице у нее лежал слой серого вещества, похожего на цемент. Женщина повела глазам на вошедшую и пошевелила губами, которые еле угадывались под слоем строительной смеси.

– Здравствуйте, Полина Сергеевна, я Ванзарова, – бодро поздоровалась Варвара, думая, придвинуть ли белое кресло или стоять, чтобы ее было видно.

– Кто? – губы издали удивленный возглас.

Варвара подумала, что возрастную актрису подводит память.

– Я вам звонила… Я Варвара…

– Звонили? Кому? Мне? Да кто вы такая? И кто вас сюда пустил?

К старости некоторые забывают то, что было недавно. Но не до такой же степени.

– Простите, вы Полина Сергеевна?

– Да! – раздражение нарастало.

– Лягочева?

– Какая еще Лягочева! Я Смоленская Полина Сергеевна… Немедленно уходите!

Женщина в маске нажала что-то находящееся под рукой.

Варвара извинилась и вышла. Как раз когда подбежали торопливые каблучки. Менеджер салона призналась в ошибке: это постоянная клиентка, а та, кто ждет гостью, новенькая, первый раз на процедурах, еще не выучили ее как следует. Варвару проводили в комнату в самом конце коридора.

Актриса походила на завернутую мумию. Только лицо ее покрывала смесь зеленоватого оттенка. Как болотная тина. Чтобы избежать ошибки, Варвара тщательно проверила, кто лежит перед ней. Ошибки быть не могло. У Лягочевой оказался приятный, теплый голос. Как у бабушки. Которую Варвара не застала.

– Вы такая милая девочка, совсем не похожа на страшного критика Ванзарову, – сказала маска. – Скажу по правде, ваши разгромные статьи читаю с удовольствием. Надеюсь, что не попадусь вам на язычок…

– Спасибо, – сказала Ванзарова и вдруг обнаружила сложность: рассказать о смерти Крайковой нельзя – Игнатьев будет в бешенстве. Это еще можно пережить. Но, судя по безмятежности, ее подруга не знает, что случилось.

– Какой репертуар думаете составить?

– Проверенную классику. Полина Сергеевна, я бы хотела немного расспросить вас о курсе…

– О чем? – удивилась маска.

– О курсе, на котором учились вы, Искра Крайкова и Таисия Добронина… В будущем году будет сорок лет с момента выпуска, может быть, Таисия Федоровна захочет собрать всех, вспомнить…

Раздался тихий возглас. Как шарик сдулся.

– Милая девочка, вы опоздали.

– Почему?

– Вспомнить некому… Кто умер, кто далече, кто бросил театр в начале лихих девяностых, кто совсем пропал. Только мы с Искрой еще держимся, ну и Тася наша великая… Больше никого не осталось.