В демократической среде тех времен распространялась байка, будто после казни мужа вдова Рылеева осталась без средств к существованию и вся его семья подверглась преследованию и унижениям. Особенно всех возмущало то, что Настеньке пришлось сменить свою фамилию с Рылеевой на Кондратьеву, поскольку Николай I повелел не принимать детей осужденных в учебные заведения под фамилией преступников. Согласитесь, император имел на такое решение и право, и веские доводы.

1

23 сентября 1990 г. в Москве состоялся первый за годы советской власти крестный ход. Маршрут его пролегал от Успенского собора Кремля к храму Вознесения Господня в Сторожках, более известному как храм у Никитских ворот. Возглавлял крестный ход Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.

Когда начало хода с Патриархом во главе свернуло у площади Арбатских ворот с проспекта Калинина[101] на Суворовский бульвар[102] и прошло к храму у Никитских ворот, сопровождавшая шествие милиция без каких-либо объяснений или предупреждений перекрыла движение, оттеснила рядовых участников хода на проспект и стала избивать людей дубинками. Продолжалось это несколько минут, после чего резко прекратилось, и побитым дали возможность продолжить путь. Так в преддверии уничтожения СССР срочно «перестраивавшиеся» на ограбление толпы власти целенаправленно возбуждали народ, весьма профессионально опорочивая коммунистическую идею и советский строй. Сейчас об этом старательно умалчивают, я же рассказываю как непосредственный участник событий.

Пока взвинченные люди приходили в себя, у храма началась праздничная церемония. Алексий II обратился к собравшимся. В патриаршем слове, в частности, было сказано и о том, что именно в храме у Никитских ворот в 1831 г. Александр Сергеевич Пушкин венчался с Натальей Николаевной Гончаровой. Едва Патриарх произнес это, как в ответ ему крикнули:

— Со Смертью он своею венчался! Со Смертью!

Слова эти на мгновение повисли над умолкшей площадью, а затем привычный ко всему Алексий II продолжил речь.

Выкрикнула столь явную для обывателя крамолу Кира Павловна Викторова (1923–2001), головная боль, бич и крест отечественных пушкиноведов 1980-х — 1990-х гг. Выдающийся исследователь, необычайно проницательная женщина, Кира Павловна более тридцати лет занималась изучением жизни и творчества Александра Сергеевича, но при этом так и осталась стихийным дилетантом. Я бы сказал, грандиозным дилетантом, что изначально позволило ей отвергнуть шоры официальной пушкинистики, а потому сделать целый ряд неординарных научных выводов, которые ныне буквально взрывают наши двухсотлетние представления о Первом русском поэте и его судьбе.

Сегодня обычно ссылаются на немногочисленные прижизненные публикации Киры Павловны, на ее единственную книгу «Неизвестный, или Непризнанный Пушкин», на опубликованное пока только на родине барона Геккерена — в Нидерландах — исследование «Муза Пушкина, или Утаенная любовь», на немногочисленные статьи, опять же напечатанные преимущественно за рубежом — в журнале Королевского Амстердамского университета «Русская литература» («Russian Literature»). Однако работы эти мало что могут дать просто читателю. Как это и свойственно дилетантам, Викторова умела гениально точно излагать свои идеи устно, но едва бралась за перо, тут же превращалась в сумбурно, зачастую бездоказательно либо слабо аргументированно излагающего обрывки мыслей засушенного канцеляриста. Киру Павловну надо было слушать, с нею надо было общаться, чтобы осознать значимость и глубину ее открытий. Публикации же ее, подобно поэзии Велимира Хлебникова, служат теперь генеральной основой для новейшего этапа исследований жизни и творчества Александра Сергеевича, но мало что могут сказать сторонним любителям.

Теоретическая база исследований Викторовой зиждется на трех основополагающих идеях:

1. В жизни каждого великого поэта, как правило, есть единственная любовь, непременно трагическая, терзающая душу. Для Пушкина такой любовью стала супруга Александра I императрица Елизавета Алексеевна. Именно ей и ее памяти посвящено все творчество поэта. Наталья Николаевна Гончарова оказалась только слабой тенью, отражением возлюбленной поэта, но была любима им, как ребенок, которого он взял под личную опеку, и уважаема как мать его детей — Пушкин искренне дорожил уютом своего дома и своей семьи и тщетно берег его. Все прочие влюбленности, на которые обычно ссылаются пушкиноведы, лишь мимолетная игра или поиск успокоения от житейских тревог, для творчества Пушкина никакого значения не имевшие. Доказательством же такого снисходительного отношения к жене служит тот факт, что в творчестве поэта нет ни одного произведения, хотя бы отдаленно с нею связанного, не то что напрямую посвященного Наталье Николаевне.

2. Равнозначное триединство пушкинского гения — гениального поэта, гениального историка и гениального философа.

3. Многочисленные рисунки на рукописях Пушкина, которые поэт делал в процессе работы над произведением, есть «неотъемлемая компонента, равновеликая часть творения, без которой полнота смыслового содержания не может быть постигнута»[103]. Такой метод работы с рукописями гения Викторова определяла как семиотически-визуальный[104].

Из вышесказанного понятно, что исследовательница не испытывала к Наталье Гончаровой особого пиетета, который долгие годы столь жестко навязывается обществу традицией, сложившейся прежде всего согласно предсмертному пожеланию самого Александра Сергеевича. Более того, Кира Павловна, случайно оказавшаяся в рядах пушкиноведов щеголевско-ахматовского[105] лагеря, утверждала, что именно жена Стала главной виновницей гибели поэта: прямо ли, косвенно ли, сама ли или через своих родственников — не суть важно. Об этом он и заявила публично тогда, в сентябре 1990 г. А все эти интеллигентские стенания и вопли «Ах, Натали!», «О, Натали!» и пр., с ее точки зрения, представляют собой лишь дешевые игры легковесных болтунов с чувствительной публикой в еще более чувствительных интеллектуалов.