Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Чай очень кстати.
Чай освежил их, они вернулись в кровать, и он задул лампу. Они опять начали рассматривать тени.
– Твой обычай говорит, что у тебя может быть только одна жена, хейа?
– Да.
– Китайский обычай лучше. Тайтай – это более мудро.
– Что такое «тайтай», девочка моя?
– «Повелительница повелителей». Муж, конечно, главное лицо в семье, но в доме первая жена всегда самая главная. Таков закон китайцев. Много жен – тоже закон, но тайтай всегда только одна. – Она поправила свои длинные волосы, чтобы они ей не мешали. – Ты скоро женишься снова? Что говорит ваш обычай?
– Не думаю, что я теперь вообще когда-нибудь женюсь.
– Ты обязательно должен жениться. На шотландке или на англичанке. Но сначала ты должен жениться на мне.
– Да, – ответил Струан. – Может быть, и должен.
– Да, может быть, ты должен. Я твоя тайтай. – Она теснее прижалась к нему и быстро уснула безмятежным сном.
Струан еще долго наблюдал за пляской теней, потом заснул и он.
Едва лишь рассвело, он проснулся с предчувствием близкой опасности. Достав из-под подушки нож, он подошел к окну и приоткрыл занавеску. К его крайнему удивлению, оказалось, что площадь пуста. Позади площади, на реке, над плавучими деревнями повисла тревожная тишина.
Он услышал приглушенный звук шагов, направлявшихся к его комнате. Струан бросил взгляд на Мэй-мэй. Она спала все так же безмятежно. С ножом наготове он прислонился к стене позади двери и стал ждать.
Шаги остановились. Через секунду раздался тихий стук в дверь.
– Да?
Мягко ступая, в комнату вошел слуга. Увидев Струана, голого и с ножом в руке, он перепугался и выдохнул, побледнев:
– Масса! Ключконосый масса и челноволосый масса сюда ходить. Говолить твоя быстло лаз-лаз пазалуста мозна.
– Скажи, я приходить быстро раз-раз.
Струан торопливо оделся. Он уронил расческу, едва не разбудив Мэй-мэй.
– Вставать еще рано. Ложись ко мне, – пробормотала она в полудреме, глубже зарылась в одеяло и тут же заснула снова.
Струан открыл дверь спальни. А Гип терпеливо ждала на корточках в коридоре, где и спала ночью. Струан давно бросил бесплодные попытки заставить ее спать где-нибудь в другом месте, а не перед дверью своей госпожи. А Гип только улыбалась, кивала и говорила: «Да, масса» – и оставалась спать у двери. Ее плотное квадратное тело крепко сидело на коротких ногах, улыбка, казалось, навсегда застыла на ее круглом лице с отметинами оспы. Вот уже три года она была личной рабыней Мэй-мэй. Струан заплатил за нее три таэля серебром.
Он жестом пригласил ее в комнату:
– Мисси спать можно. Ждать эта комната, ясно?
– Ясна, масса.
Он заторопился вниз по лестнице.
Купер и Вольфганг Маусс ждали его в столовой. Маусс с задумчивым видом проверял свои пистолеты.
– Извините, что побеспокоили вас, тайпан. Надвигаются неприятности, – сказал Купер.
– Какие?
– Повсюду ходят слухи, что вчера ночью в Кантон прибыло две тысячи маньчжурских солдат-знаменосцев.
– Вы уверены?
– Нет, – ответил Купер. – Но если это правда, наше положение можно назвать незавидным.
– Хао-гуа посылал за мной сегодня утром, – тяжелым голосом добавил Маусс.
– Он не сказал, вернулся ли уже Жэнь-гуа?
– Нет, тайпан. Он по-прежнему утверждает, что его отца нет в городе. Что касается меня, я так не думаю, hein? Хао-гуа был сильно напуган. Он сказал, что его разбудили сегодня рано утром. Ему был предъявлен указ, подписанный самим императором, в котором говорилось, что всякая торговля с вами должна быть прекращена немедленно. Я сам читал его. Печати настоящие. Весь кохонг гудит, как потревоженный улей.
Со стороны площади донесся топот копыт. Струан и Маусс бросились к окну. Внизу появилась полусотня маньчжурских солдат верхом на лошадях, они неторопливой рысцой въехали на площадь с восточного конца и спешились. Это были крепкие воины, у каждого имелся мушкет, длинный лук, меч и копье с флажком. Некоторые были бородаты. Их называли знаменосцами, потому что они являлись императорской гвардией и носили на копьях особые флажки с императорской геральдикой. Эти полки составляли элиту императорских войск; китайцев в них не набирали.
– Что ж, как минимум сорок-пятьдесят человек в Кантоне имеется точно, – изрек Струан среди общего молчания.
– А если их здесь действительно две тысячи? – спросил Купер.
– Нам лучше быть готовыми к тому, чтобы покинуть поселение в любую минуту.
– Знаменосцы – плохой знак, – покачал головой Маусс. Он не хотел уезжать из поселения, он желал только одного: быть со своими новообращенными китайцами и дальше проповедовать среди язычников. Это занимало все его время, когда он не переводил для Струана. – Schrechlich[10] плохой.
Струан обдумал возможные варианты развития событий, потом позвонил слуге.
– Большой чоу быстро раз-раз. Кофе – чай – яйца – мясо – быстро раз-раз!
– Знаменосцы на площади, а вас словно ничего и не беспокоит, кроме завтрака? – встрепенулся Купер.
– Что толку волноваться на пустой желудок, – ответил Струан. – Сегодня с утра я голоден.
Маусс захохотал. До него дошел слух, который шепотом передавали друг другу слуги; слух о том, что таинственная любовница тайпана приехала к нему под большим секретом. По предложению Струана два года назад он тайно рассказал Мэй-мэй о христианстве и обратил ее в истинную веру. Да, с гордостью подумал он, тайпан доверяет мне. Благодаря ему, о Господи, по крайней мере одна душа обрела спасение. Благодаря ему и другие смогут унаследовать Царствие Твое и приобщиться благодати Твоей.
– Завтрак – это хорошая идея.
Стоя у окна, Купер видел торговцев, спешивших через парк в свои фактории. Знаменосцы собрались на площади в тесную группу и оживленно болтали, сидя на корточках.
– Может быть, и в этот раз все будет как тогда: мандарины захватят нас и потребуют выкуп, – предположил Купер.
– Только не в этот раз, дружище. Если начнется заваруха, они первым делом постараются всех нас перерезать.
– Почему?
– А зачем еще посылать в Кантон знаменосцев? Это воины, они умеют драться в отличие от местной китайской армии.
Вошли слуги и начали расставлять на огромном столе приборы. Потом внесли завтрак: холодных цыплят, вареные яйца, буханки хлеба, горячее рагу, клецки, горячий мясной пирог, масло, мармелад, джем.
Струан с удовольствием принялся за еду, Маусс старался не отставать от него. Купер ел без всякого аппетита.