– Церковь – не мое призвание, – тихо говорит он. – Поэтому я надеюсь, что вы позволите мне, миледи матушка…

– Не твое призвание? – повторяю я. – Ты жил за стенами аббатства с шести лет! Ты почти всю жизнь провел в церкви. Тебя учили как церковника. Почему тебе не принять сан?

– У меня нет призвания, – повторяет он.

Я поворачиваюсь к Монтегю.

– О чем это он? – спрашиваю я. – С каких пор служителей церкви должен призывать Господь? Каждый епископ в стране занял свое место для удобства родни. Очевидно, что ему дали образование для церкви. Артур говорит, что он на хорошем счету. Сам король не мог бы сделать для него больше. Если он примет сан, то может получать доход с одного из наших больших поместий и его, несомненно, сделают епископом. И он может пойти дальше, возможно, даже стать архиепископом.

– Это вопрос совести, – говорит Артур, не давая ответить брату. – В самом деле, леди матушка…

Я иду к столу и, сев во главе, смотрю поверх длинной блестящей крышки на своих сыновей. Джеффри следует за мной, встает рядом с моим стулом и мрачно смотрит на братьев, словно он мой паж, мой маленький оруженосец, а они перед нами двоими – соискатели.

– Все в нашей семье служат королю, – ровно произношу я. – Это единственный путь к богатству и власти. Это безопасность и успех. Артур, ты – придворный, один из лучших турнирных бойцов при дворе, украшение двора. Монтегю, ты получил место при короле, лучшее положение при дворе, ты возрастаешь в королевской милости и станешь главным советником, я знаю. Джеффри отправится в королевские покои, когда станет постарше, и будет служить королю, как все вы. Урсула выйдет замуж за аристократа, связав нас с величайшей из семей, какую мы отыщем, и продолжит наш род. Реджинальд станет служителем церкви и будет служить королю и Богу. Что же еще? Чем еще он может заняться?

– Я люблю короля и восхищаюсь им, – тихо отвечает Реджинальд. – И я ему благодарен. Он предложил мне место декана в соборе Уимборна, это прибыльное место. Но мне не надо принимать сан, чтобы его занять, я могу быть деканом и без рукоположения. И король говорит, что заплатит за мое обучение за границей.

– Он не настаивает, чтобы ты принес обет?

– Нет.

Я удивлена.

– Это знак величайшей милости, – говорю я. – Я думала, он этого от тебя потребует, после всего, что он для тебя сделал.

– Король прочел одну из работ Реджинальда, – объясняет Артур. – Реджинальд пишет, что церкви должны служить лишь те, кто услышал зов Господа; а не просто те, кто рассчитывает подняться в этом мире, используя церковь как лестницу. На короля это произвело очень большое впечатление. Его восхищает логика Реджинальда и его рассуждения. Он думает, что в них есть и вдохновение, и ученость.

Я пытаюсь не показать, как удивлена своим сыном, который стал не священником, а, скорее, богословом. Я не могу заставить его принять сан в этом возрасте, тем более если король хочет покровительствовать ему как светскому ученому.

– Что ж, так тому и быть, – соглашаюсь я. – И хорошо. Позднее тебе нужно будет принять сан, чтобы подняться посредством церкви, Реджинальд. Не думай, что сможешь этого избежать. Но пока можешь принять место декана и учиться, как пожелаешь, если Его Светлость это одобряет.

Я бросаю взгляд на Монтегю.

– Мы соберем для него деньги, – говорю я. – Будем платить ему содержание.

– Я не хочу ехать за границу, – тихо произносит Реджинальд. – Если позволите, миледи матушка, я хотел бы остаться в Англии.

Я так поражена, что поначалу не могу ничего сказать, и в тишине говорит Артур:

– Он с детства с нами не жил, миледи матушка. Позвольте ему учиться в Оксфорде и жить в Л’Эрбер, проводить с нами лето. Он может присоединиться к нам, когда двор разъезжает, а когда мы будем в Уорблингтоне или в Бишеме, может приехать. Уверен, король позволит. Мы с Монтегю могли бы попросить за Реджинальда. Он получил степень, он ведь теперь может вернуться домой?

Реджинальд, мальчик, которого я не могла себе позволить ни кормить, ни содержать, прямо смотрит на меня.

– Я хочу вернуться домой, – говорит он. – Хочу жить с семьей. Пора. Теперь моя очередь. Позвольте мне вернуться домой. Я так долго был вдали от вас.

Я колеблюсь. Собрать всю семью вместе было бы величайшим моим торжеством, истинным возвращением к богатству и королевской милости. Жить со всеми сыновьями под своей крышей, видеть, как они трудятся ради власти и силы нашей семьи, – это моя мечта.

– Я этого и хочу, – говорю я. – Я никогда тебе об этом не говорила и никогда не скажу, как я по тебе скучала. Конечно. Но нужно будет спросить короля, – говорю я. – Никто из вас его спрашивать не будет. Я спрошу короля, и если он согласится, то больше я ничего на свете не хочу.

Реджинальд вспыхивает, как девочка, и я вижу, как его глаза внезапно темнеют от слез. Я понимаю, что он может быть блестящим многообещающим ученым, ему всего пятнадцать – он мальчик, у которого не было детства. Конечно, он хочет жить с нами. Он хочет снова быть моим любимым сыном. Мы вновь обрели свой дом, и он хочет быть с нами. Так и должно быть, это правильно.

Ричмондский дворец, к западу от Лондона, июнь 1515 года

Возвращение нашей принцессы Марии, вдовствующей королевы Франции, придает живости и красоты двору, в котором почти истощилась радость. Мария то и дело вбегает в покои королевы, покружиться в новом платье или принести книгу с новой ученостью. Она учит дам королевы модным во Франции танцам, а ее свита заставляет всех молодых придворных и самого короля приходить в покои королевы петь, играть, флиртовать и писать стихи.

Так король возвращается в общество жены и заново открывает очарование и острый ум, свойственные ей от природы. Он снова понимает, что женат на красивой, образованной, интересной женщине, он вспоминает, что Катерина – подлинная принцесса: прекрасная, вызывающая всеобщее восхищение, самая изысканная женщина при дворе. По сравнению с девицами, которые лезут ему на глаза, Катерина просто сияет. Лето становится теплее, двор начинает кататься на лодках по реке и обедать на зеленых лугах вокруг Лондона, а король все чаще приходит в постель Катерины, и, хотя он танцует с Бесси Блаунт, спит он со своей женой.

В эти солнечные дни я отваживаюсь спросить короля, можно ли Реджинальду остаться в Англии.

– Леди Маргарет, вам придется попрощаться с сыном, но ненадолго, – вполне любезно отвечает король.

Я иду рядом с ним по дороге с лужайки, где играли в шары. Впереди маячат дамы королевы, нарочито веселые и смеющиеся игривым смехом, в надежде, что король их заметит.

– Все королевства Европы захвачены новой ученостью, – поясняет Генрих. – Все пишут научные труды, чертят планы, изобретают механизмы, строят грандиозные памятники. Каждый король, каждый герцог, самый мелкий господин хочет иметь при дворе ученых, быть их покровителем. Англии ученые нужны точно так же, как Риму. А ваш сын, как мне говорили, будет одним из величайших.