при двух мясных порциях и при 3 фунтах хлеба в день, ко второму году службы большинство из них отъедались, выравнивались и становились молодцами хоть куда.

Единственная рота в полку, где по традиции солдаты носили подстриженные бородки, была 5-я рота. Когда я с нею познакомился, ею командовал штабс-капитан Борис Семенович Пронин, так называемый Боба Пронин, младший брат командира 2-й роты. При недурных хозяйственных способностях, строем Боба не увлекался, а любил вкусно покушать, в меру выпить, выкурить хорошую сигару и сыграть в бридж. В отношениях с людьми он был совершенный «джентльмен» и, за исключением некоторой ленцы и барства, других недостатков не имел. Солдаты его любили, а офицеры неизменно выбирали в распорядительный комитет и в «суд чести». И даже то обстоятельство, что всю войну Боба провел в «начальниках хозяйственной части», должность, которую он исправлял отлично, во мнении офицеров ему не повредило. Под мягкой и либеральной командой Бобы Пронина 5-я рота ничем не блистала, но все же оставалась крепкой и надежной ротой и такою была и на войне.

Одна из лучших рот в полку была 6-я. Много лет ее воспитывал швед Левстрем, человек твердый и великолепный стрелок. При нем на стрелковом поприще 6-я рота постоянно соперничала со 2-й. Когда Левстрем, перед производством в полковники, сдал роту, ее принял А.А. Свешников, тоже отличный стрелок. Судьба его была самая необычайная. На войну он вышел младшим штаб-офицером. Всякую «ученую» войну он презирал и даже карты читал плохо. Девизом его было: «Вперед, без страха и сомненья…» Не было ничего удивительного, что при таком девизе он заработал Георгиевский крест, но довольно удивительно было то, что он остался жив и что из пяти полученных им в разное время ран ни одной не было очень серьезной. Когда началась революция, он «ушел в частную жизнь» и превратился в рабочего на каких-то земляных работах. И вот этого человека, которого в течение четырех лет не сумели убить австрийские и немецкие пули, в 1918 году, где-то около Любани, задавило на смерть вагонеткой.

На войну славную 6-ю роту вывел Веселаго, и как все, что этот человек делал, он командовал ею умно и талантливо. В первый период войны фельдфебелем в 6-й роте был большой молодец подпрапорщик Матвеенко.

7-я рота, хотя ею долго командовал хороший стрелок и выдающийся спортсмен Лоде, ничем особенным не выделялась, но зато 8-я была худшая рота в полку. Лет семь ей командовал или, вернее, над ней «шефствовал» капитан Семен Иванович Назимов, личность во многих отношениях анекдотическая. Человек богатый и с большими связями в чиновном и в придворном мире, приятель знаменитого очковтирателя генерала Воейкова и «нововременского» журналиста Меньшикова, он занимался правой политикой, биржевой игрой, устройством делишек своей многочисленной родни – одним словом, всем, чем угодно, только не своим прямым офицерским делом. Он мог легко устроить человеку получение ордена, место с приличным складом или придворное звание. Нужных ему людей он обхаживал весьма ловко. Тех, кто любил поесть, он возил по лучшим ресторанам. Тем, кто был не прочь выпить, он устраивал гомерические кутежи у цыган или накачивал их шампанским в собрании, причем сам напивался в первую голову.

Для настоящего двигателя закулисных пружин в большом масштабе он был слишком глуп, но при деньгах и некоторой доле хитрости обделывать маленькие дела ему обыкновенно удавалось. В полку его всерьез не принимали, но так как был он человек скорее добрый, когда нужно было кого-нибудь устроить, офицеры и солдаты обращались к нему, и все всегда устраивалось, к общему удовольствию. На войну Семен Назимов вышел полковником без определенных занятий и первое время болтался при полковом штабе. Вскоре он исчез, и мы о нем больше не слыхали. Надо думать, что он растворился в бесчисленной массе тыловых штаб-офицеров. На войне несчастная 8-я рота, которая носила громкое имя Суворовской, так как когда-то в 8-й роте фельдмаршал начал службу, переменила несколько командиров, один другого неудачнее, и среди других рот, в смысле боевой надежности, пользовалась самой плохой репутацией.

В 4-м батальоне были хороши 13-я и 16-я роты. Первую на войну вывел Степан Гончаров, а другую Поливанов. Но должен сказать, что об этом батальоне у меня всегда было смутное понятие. Зато третий батальон я знал хорошо, так как начал службу в 9-й роте, а на войне командовал 12-й. Все роты этого батальона были, пожалуй, одинаково хороши и в хороших руках могли показать, и показывали на войне высокий класс.

Когда в конце мая 1905 года, после отпуска, я явился на службу в полк, меня назначили младшим офицером в 9-ю, которой командовал тогда капитан Андрей Александрович Швецов. Он был состоятельный человек. И он, и его жена любили театры, рестораны и светскую жизнь, но все это нисколько не мешало ему быть хорошим и исполнительным офицером. Стрельбой и строем он не слишком увлекался, но был прекрасный хозяин, знал людей, и рота у него была в порядке. Фельдфебелем у него был старый Филипцов, тоже больше «хозяйственник», чем «строевик». Бывало, по целым часам, зимой в канцелярии, а летом в деревянном балаганчике, где жил ротный писарь, ротный командир и фельдфебель вели бесконечные разговоры и главным образом на хозяйственные темы. Кажется, в 1916 году А.А. Швецов был произведен в генералы и получил в командование лейб-гвардии Гренадерский полк. С полком он достойно воевал, офицерами был уважаем, и в его рядах был тяжело ранен.

Свежему человеку может показаться странным, почему я так много говорю о «хозяйстве» и о «хозяйственных» офицерах. Казалось бы, в такой маленькой единице, как рота, какое уж там может быть хозяйство? И тем не менее хозяйство у нас в ротах существовало, и довольно сложное. Роты вели хозяйство двух родов. Одно ротное по довольствию, где все определялось раскладкой, установленными ценами и где все контролировалось хозяйственным отделением полковой канцелярии. Это было хозяйство официальное, где все было налицо и все на учете. Но параллельно с ним существовало и другое хозяйство, ротное, «артельное», где ротный командир был полный хозяин и куда, по возможности, полку совать нос он не давал.

В полках искони существовали «вольные работы». За Московской заставой нашему полку принадлежало несколько десятков гектаров отличной огородной земли. Земля эта сдавалась в аренду вольным огородникам, с тем условием, что работать на них должны были исключительно наши солдаты и за условленную плату, обыкновенно рубль в день. Этот рубль делился пополам: полтинник работнику и полтинник в ротную артель, в так называемые ротные «негласные суммы». Если