Эта женщина пронеслась по его жизни, сжигая всё на пути ненавистью, разрушая, разбивая и топча ногами то, что было ему дорого, но разуму было не под силу победить что-то горячее и дикое, ворвавшееся в кровь и душу Вороновского за несколько секунд и скрутившее его волю в один тугой узел. Он хотел испытать эту сладкую боль хотя бы ещё раз, вдохнуть запах её волос, ощутить её тёплое дыхание на своей груди. Это чувство было сильнее его, сильнее всего, что его окружало, сильнее долга, чести, времени. Когда-то он желал эту женщину до отчаяния, до крика, до безумия, и вот теперь, словно и не было этих десяти лет, время повернуло вспять, и всё начиналось заново.

* * *

— Тьфу ты! — Маришка неловко повернула намыленную чашку, и она, выскользнув из рук, ударилась о кран мойки и раскололась на мелкие кусочки. — Что за день такой, всё из рук валится, — пожаловалась она вслух неизвестно кому. Говорят, что разбить чашку — к счастью, но, вопреки сложившемуся стереотипу, в разбитой посуде Маришка, как ни старалась, ничего симпатичного углядеть не могла.

В доме она была совершенно одна: Лёвушка ещё не вернулся из канадской командировки; мальчишки, по причине хорошей погоды и первого дня летних каникул, играли во дворе в футбол.

— Даже не на кого свалить! — иронично заметила она, закрывая воду и стараясь вытащить осколки так, чтобы не порезать руки.

Несмотря на ироничный тон, настроение у неё было никудышным, ну просто отвратительным. Неизвестно почему, последние несколько дней в голову лезла всякая ерунда. Если бы что-то конкретное случилось, тогда ещё понятно, так ведь нет, ничего такого, что могло бы встревожить её, не произошло, даже намёка не было на какие-нибудь неприятности, а под ложечкой щемило, доводя до состояния, близкого к обмороку. Два дня назад она даже решила в профилактических целях принимать на ночь небольшую дозу корвалола, но то ли доза была рассчитана неверно, то ли двух дней было недостаточно, только корвалол оказался для Маришки, как мёртвому припарка, абсолютно бесполезным.

Почему она психовала, оставалось загадкой. Лёвушка ежедневно отзванивался на сотовый, судя по его словам, там всё было в порядке, о своих медицинских семинарах он вообще говорил взахлёб и с придыханием. Мальчишки окончили год прилично, без троек, пополам четвёрок и пятёрок, и оба безо всяких видимых затруднений были переведены в следующий класс. Родители тоже звонили не так давно, они разобрали старый сарай и наняли рабочих ставить новый. Мать сказала, что у них всё слава Богу — огород засадили полностью, отцу прибавили пенсию. Тогда что? Если бы знать, что, — так, может, и нервничать бы не пришлось.

Маришка не могла сказать, что она больна, нет, здоровье было в норме, но постоянное ощущение тревоги и беспокойства не покидало её ни на минуту. Чувство страха появилось у неё в тот день, когда она провожала Льва в аэропорту, да так и не ушло. Чаще, чем обычно, она поглядывала в окно, обводя привычную картинку двора беспокойным взглядом; от каждого телефонного звонка вздрагивала, ожидая плохого известия; дошло до того, что она стала бояться собственного дома.

Придя к выводу, что так недолго и с ума сойти, она отодвинула подальше бесполезный корвалол и приняла решение отправиться к врачу. Правда, кто отвечает за подобные проблемы, она точно не знала: то ли психотерапевт, то ли невропатолог, а может, и вовсе психиатр. Как известно, благими намерениями дорога в ад вымощена, и поскольку врач был далеко в поликлинике, а соседка рядом, за стеной, начать своё лечение Маришка решила с неё. С умными людьми и посоветоваться не грех.

— Понимаешь, всё мне что-то чудится, — объясняла она, заваривая пакетик чая в большом бокале с красивой картинкой лотоса на боку. — Проснусь ночью, лежу, как сова, глазами хлопаю, а сна — ни в одном глазу нет. Что бы это могло быть, как думаешь, Вет?

Виолетта была на три года моложе Маришки, но в житейских делах смыслила иногда даже больше, чем подруга.

— Ты пробовала на ночь успокоительного накапать? — первым делом поинтересовалась она.

— А то нет, — проговорила Маришка, огорчённо вскинув плечи. Маленькой чайной ложечкой она вытащила дольку лимона, пока чай не стал окончательно кислым. — Пробовала, не помогает.

— Может, это климакс такой чудной? — понизила голос Виолетта, несмотря на то что в квартире они разговаривали с глазу на глаз.

— Ах, если бы! — возмутилась та, откладывая ложку в сторону.

— Тогда, я так мыслю, не с врачей нужно начинать. — Вета авторитетно кивнула и, важно поджав губы, со знанием дела закатила глаза в потолок.

— А с кого? К бабке, что ли, какой сходить? — не поняла Маришка.

— У тебя что, деньги лишние? Тогда лучше отдай мне, — резонно проговорила Виолетта, дивясь наивности подруги. — Ты в чём-то такая умная, а иногда такую ерунду скажешь, хоть уши зажимай. При чём тут эти шарлатанки?

— Говорят, помогает иногда, — пожала плечами озадаченная Маришка.

— Говорят, кур доят. Кому помогает? Ты кого-нибудь в своей жизни встречала, кому бабкины заклинания хоть раз помогли? Нет. И я — нет. В церковь надо идти, а не по бабкам мотаться, трудовым заработком делиться не пойми с кем.

Маришка задумчиво подняла глаза на подружку:

— Как же это я сама не сообразила такой простой вещи?

— Потому что одна голова — хорошо, а две — лучше, — ответила довольная Вета. Маришу она знала уже много лет, почти всегда в трудной ситуации они помогали друг другу чем могли.

— Завтра и схожу, — решительно произнесла Маришка.

— Чисто русское решение вопроса, — заметила Ветка, скептически поглядывая на подругу. — Ты ещё скажи, что нечего откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра. А что мешает тебе сегодня пойти?

— Ничего, — недолго подумав, произнесла Маришка.

— Вот и ступай, — подытожила Ветка.

Вернувшись от подруги, Маришка взяла с собой деньги, лёгкую тёмную косынку и, посмотрев в окно и убедившись, что с ребятами всё в порядке, отправилась в церковь.

Здание небольшой церквушки было за соседними домами, во дворе, так что дойти туда не составляло труда, но почему-то изо дня в день бытовые заботы и проблемы изматывали настолько, что времени ни на что не хватало.

«Правильно говорят, что гром не грянет — мужик не перекрестится, — подумала Маришка, выходя из дома. — Чаще всего мы о Боге вспоминаем только тогда, когда нуждаемся в его помощи».

Дорога до церкви заняла не больше пяти минут. Перекрестившись на икону над входом и накинув на голову платок, Марина подала милостыню вездесущим бабулям с протянутой рукой и вошла в церковь. Пройти мимо старого человека с дрожащей вытянутой ладонью в черте города или метро бывает много легче, чем отказать в милостыне у церковной паперти. Почему так происходит? Возможно, подавая у ступеней храма, мы пытаемся задобрить Бога? А возможно, вспоминаем о своих грехах и силимся купить индульгенцию на их отпущение у собственной совести.