class="v">Как будто впрямь он херувим.

Второй приходит, третий, четвертый —

И у каждого в памяти не стерты

Черты любезной. Ничто против нашей,

Но для него она гурий краше.

Его ублажаешь, всем прихотям внемля,

А мусульманина тянет на землю.

Такой афронт для нас, Небесно —

Высокородных, был горек крайне,

И, заговор взлелеяв втайне,

Мы провели свой план чудесно.

Пророк – по семи небесам в дозор,

А мы – за ним, по следам в упор.

Очередной поворот – и вот

Крылатый конь прервал полет.

Окружаем всадника. Ласково-строг,

Жалобу выслушал пророк

И вынес скорый приговор,

Но только к пущей для нас досаде:

Его высоких целей ради

Должны смиренно мы с тех пор

С вами всегда судить без различья

И ваших подруг принимать обличья.

Для гордости куда как нелестно!

В обиде девушки. Но известно:

У нас не так, как в жизни бренной, —

Любовь у нас самозабвенна.

Видит пришелец, что видел прежде,

И верен прежней любви и надежде.

Мы и блондинки, мы и шатенки,

У нас капризы на все оттенки,

Причуды, прихоти – все так знакомо,

И кажется каждому, будто он дома.

Ну, а для нас вся радость в том,

Чтоб он поверил: «Здесь мой дом».

И лишь тебе, какая есть,

Я в образе предстала райском,

А ты воздал почет и честь

Моим, а не Зулейки ласкам.

Но так как та прекрасна тоже,

Мы с нею как две капли схожи.

Поэт

Твой взор слепит, как свет небес.

Не разберу, где правда, где морок.

Но этот голос так мне дорог!

Ты, право, чудо из чудес:

Для немца гурия райскую речь

Готова в немецкий раешник облечь.

Гурия

Свой стих таким сложить учись ты,

Как он в твоей душе звенел;

В райском содружестве мил нам чистый,

Глубинный смысл и слов и дел.

Врата открыты и пред зверем,

Когда покорлив он и верен.

Корявый гурию не оскорбит язык:

Мы знаем, что от сердца говорится.

Всему, что чистый выплеснул родник,

Дано свободно в рай излиться.

«Держишь? Боишься, улечу?..»

Гурия

Держишь? Боишься, улечу?

А знаешь, сколько тысячелетий

Живем мы вместе в кущах этих?

Поэт

Не знаю, нет! И знать не хочу.

Неизведанной ласки власть,

Беспорочных лобзаний страсть!

Мне каждый миг пронзительно-сладок.

Давно ли? Спрашивать не надо.

Гурия

Ты бываешь, я замечала не раз,

Рассеян и странно далек от нас.

Иль, дерзновенный, с высоты

В глубины божьи рвешься ты?

Возлюбленную вспомни снова,

Ведь вот и песенка готова:

У входа тот напев родной —

Как он звучал!.. Звучит? Для рифм себя

                                            не мучай;

Мне песню давнюю – к Зулейке

                                            песню – пой!

Ты и в раю не сложишь лучшей.

Взысканные звери

Был четырем животным вход

Открыт в пределы рая.

Там с праведными Вечный год

Им жить, покой вкушая.

Вступают. Впереди осел

И гордо и степенно:

Ведь, оседлав осла, вошел

Иисус во град священный.

А следом волк, смущен слегка.

Завет соблюл он свято:

«Не тронь овечку бедняка,

Брать можешь у богатых».

Виляет весело хвостом

Пастуший песик верный:

При семерых столетним сном

Он спал во тьме пещерной.

Котенок прыгает у ног

Абугерриры, верткий:

Вовеки свят, кого пророк

Погладил раз по шерстке.

Высшее и наивысшее

Не взыщите с нас сурово,

Если ереси мы учим!

Заглянув в себя глубоко,

Мы на все ответ получим.

Про себя давно решил я:

Человек, собой довольный,

Ждет душевного покоя

В небесах, как в жизни дольной.

Чем, бывало, дух мой нищий

Ублажал себя беспечно,

Те же радости он ищет

Обрести теперь навечно.

Сад в цвету и плод созрелый,

Нестареющие жены,

Как живым, равно приятны

И душе омоложенной.

И былых друзей и новых,

Всех созвал бы я на встречу

И на языке немецком

Их приветил райской речью.

Свой у ангелов, однако,

Диалект, пришельцам ясный:

Здесь склоняют розу с маком

Без грамматики прекрасно.

Хорошо б духовным взором

Нам пройтись по далям вышним,

Тот испить восторг, в котором

Станет звук и звон излишним!

Звон и звук! Едва их путы

Разорвет, воспрянув, слово,

Ощутишь себя как будто

Бесконечным в жизни новой.

Если всем в замену чувствам

Есть в раю одно в припасе,

Я пяток земных, клянусь вам,

За него отдать согласен.

С ним проникну я, возможно,

В наивысший круг, который

Весь проникнут словом божьим,

Вечным словом животворным.

Не влекомым ввысь, в извечный

Лик Любви взирая, здесь нам

Обрести покой конечный:

С ней сольемся, в ней исчезнем!

Семеро спящих

Шесть обласканных придворных

От царя бежать решились,

Не желая чтить в нем Бога,

Раз на Бога не похож он:

Муха, видите ль, спесивцу

Не дает поесть в охоту;

Слуги машут опахалом,

Отогнать не могут муху —

Все кружит над ним и жалит,

Чин застольный нарушая,

Как язвительный посланник,

Посланный мушиным Богом.