— Тяжелый, правда? Вина всегда тяжела, даже если она соткана всего лишь из нескольких золотых нитей.

Франсуа казалось, что он держит наковальню, которую ему положили на грудь в Бринье.

— Всей моей жизни не хватит, чтобы искупить ее.

— Хватит. Ибо, к счастью для тебя, жизнь твоя будет долгой.

Жилетта повернулась и пошла прочь, теряясь и расплываясь в розоватом тумане. Поясок тут же улетел, освободив Франсуа от непомерной тяжести. Какие-то мгновения он парил над молодой женщиной, а потом опустился ей на плечо и вновь обвился вокруг шеи. Музыка вдруг смолкла, и наступила полная темнота.

***

Все вокруг резко переменилось. Франсуа оказался в часовне Куссона, где провел у алтаря ночь перед посвящением в рыцари. Вошел его дядя Ангерран в доспехах, со щитом с изображением двух муравленых волков на серебряном поле.

Франсуа поднял глаза.

— Что я здесь делаю?

— Тебя будут торжественно посвящать в рыцари.

— Но меня уже посвятили!

— Ты должен быть посвящен снова. Именно теперь и начинается твоя настоящая битва.

Небольшая часовня Куссона вдруг стала огромной, как собор Парижской Богоматери в Париже. Теперь алтарь оказался далеко. Но, несмотря на расстояние, Франсуа четко различал три стоящие фигуры. Это были три рыцаря в доспехах, с опущенными забралами, держащие щиты с изображением герба Вивре, «раскроенного на пасти и песок». Кто были эти три подобия его самого? Кто были эти три призрака?

Ангерран положил ему руку на плечо.

— Идем.

Он поднялся, и дядя, по-прежнему держа руку у него на плече, подвел его к алтарю.

Он велел ему опуститься на колени перед рыцарем, стоявшим слева. Тот обнажил меч и поднял шлем.

— Я твой отец, Гильом де Вивре. Одетый в эти доспехи и с этим гербом, я был похоронен в аббатстве де Монтеней, возле Креси, после того как погиб славной смертью. Всю свою жизнь я нежно любил тебя и защищал. Я буду и впредь защищать тебя в испытаниях, которые тебе предстоят.

Он возложил меч на голову Франсуа.

— Иди и верь!

Затем Франсуа преклонил колени перед рыцарем, стоящим посередине. Забрало поднялось, обнажив рыжую шевелюру и зеленые глаза.

— Я ваша супруга, Ариетта де Вивре. Одетая в эти доспехи и с этим гербом, я сражалась вместо вас на турнире в Вестминстере. Я любила вас больше всего на свете. Всю жизнь мы поддерживали друг друга и защищали. Я буду и дальше защищать вас в испытаниях, которые вам предстоят.

Она возложила меч на голову Франсуа.

— Идите и верьте!

Франсуа преклонил колени перед последним рыцарем. Забрало поднялось: он узнал юное лицо и завитки светлых волос.

— Я сын ваш, Франсуа де Флёрен. Одетый в эти доспехи и с этим гербом, я был похоронен в монастыре Шалье. Я преклонялся перед вами и любил более, чем могут передать это слова. Всю свою жизнь вы защищали меня. Я хочу, в свою очередь, защищать вас в испытаниях, которые вам предстоят.

И он последним повторил жест своих предшественников.

— Идите и верьте!

Франсуа поднялся. Три рыцаря с красно-черными гербами исчезли, пропал и Ангерран.

Вернулся Жан. Он взял брата за руку и повел к дверям церкви.

***

Выйдя наружу, они оказались у моря. При отливе Франсуа узнал очертания береговой линии — это был берег Маргаритки. Он поискал глазами девушку, но ее нигде не было. Вдали он увидел русалочью могилу. Его охватило желание подойти и растянуться прямо на ней.

Несколько минут спустя, бросив взгляд на небо, Франсуа заметил, наконец, Маргаритку. Облако приняло форму ее тела, сохраняя очертания неизменными среди других облаков, постоянно изменяющихся.

Франсуа узнал детский, слегка шепелявый голосок:

— Я тоже помогу вам, рыцарь. Вы помните линии моря?

— Конечно.

— Там было их три, и вторая отделяла рай от ада. Вы только что переступили ее.

— Так я сейчас в аду?

— Да. И вы здесь встретите свою последнюю любовь.

— Я буду любить дьявольскую женщину?

— Да, рыцарь.

Тон Маргаритки, как и прежде, оставался жизнерадостным, даже когда ей доводилось сообщать дурные новости.

— Я помогу вам, но не сейчас. Именно я приду в ваш последний день, чтобы проводить вас от жизни к смерти. До скорой встречи!

Франсуа, вытянувшись на скале, улыбался.

— Мне осталось жить еще сорок шесть лет!

— Они пройдут быстро!

Франсуа позвал:

— Маргаритка!..

Но очертания облачка уже смазались. Тогда рядом вновь появился Жан.

— Ты знаешь, с какой стороны север?

— Море от нас — на юге, а север — в сторону берега.

— Именно так. Смотри!

Внезапно наступила ночь. Затем поднялось солнце. Но встало оно со стороны берега — на севере. Франсуа видел свет Севера! Затем этот свет оказался на западе, потом на юге и, наконец, на востоке. И день стал таким же ярким, как и прежде.

***

Берег и море исчезли… Жан и Франсуа вновь оказались в пустом зале трактира «Старая наука», они рядком сидели за столом. На столе лежал золотой ковчежец. Жан закрыл его дверцы.

Франсуа поднялся. В голове все вертелось. Он собирался было спросить у Жана, что произойдет дальше, но внезапно одна мысль пронзила его:

— А Туссен? Я не видел Туссена!

— Это правда.

— Разве такое возможно? Неужели он не любил меня?

— Вероятно, как раз напротив. Его не было среди мертвых, потому что он живет в тебе… Теперь нужно торопиться. Ведь там, в живом мире, пока ты спишь, время идет.

Жан встал со скамьи.

— Смотри и не бойся.

Жан стоял неподвижно. Он улыбался, неправдоподобно юный, но Франсуа вдруг увидел, как щеки и подбородок брата обросли бородой, а волосы на голове свалялись и повисли клочьями. Жан худел прямо на глазах: именно таким его и встретил Франсуа в хижине Ланноэ, в день свадьбы.

У него вырвался крик ужаса.

Жан повторил:

— Не бойся! Я твой брат.

Теперь он предстал перед Франсуа таким, каким был в дни римского плена. Вырванные под пыткой ногти отлетели, и руки оказались искалеченными, какими и оставались до конца. Жан вновь сделался аккуратно причесанным и безбородым. Всего лишь мгновение лицо его оставалось красивым и благородным лицом зрелого человека, но тут же покрылось потом: малярия! Руки и ноги истощали, а живот неимоверно вздулся. Это длилось довольно долго, затем лицо застыло, а на лбу проступило черное пятно: Жан умер.