Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Временные неудобства»? В седьмой серии вежливый, но явно не встревоженный тон письма королевы означает для Клементины Черчилль, что муж чего-то недоговаривает. «Что именно ей известно? – подозрительно спрашивает она. – Судя по тону письма…»
«Она думает, что я простужен, – робко признается ее муж. – Знай она правду, она запретила бы мне покидать постель» (в данном случае – заставила бы подать в отставку. – Прим. ред.). Исторические документы ясно показывают, что Черчилль решил, как он любил говорить, «прикинуться свиньей». В кризисной ситуации он прибегал к любой тактике, какой бы грязной она ни была, чтобы добиться своего. Премьер позаботился о том, чтобы в июне того года слово «инсульт» не ушло дальше стен поместья Чартуэлл: из официального медицинского бюллетеня были вырезаны слова «нарушение мозгового кровообращения», а кроме того, он взял с Соумса и Колвилла слово сохранить в тайне подробности своих объяснений с Дворцом. По свидетельству доктора Морана, «он сказал королеве, что надеется скоро появиться на работе и вернуться к своим обязанностям». Это был умышленный обман, который Питер Морган раскрывает так, чтобы довести седьмую серию «Короны» до драматического завершения. По мере того как в конце июня и июле 1953 года в стране разворачивались драматические события, Черчиллю удалось довольно значительно поправить здоровье после инсульта, и он продержался на Даунинг-стрит еще 20 месяцев. К тому времени, когда Елизавета II узнала правду о его состоянии, премьер-министр уже вернулся к активной работе: обсудил с президентом США Эйзенхауэром угрозу, исходящую от взрыва в СССР водородной бомбы, выступил в палате общин и даже собрал в октябре в Маргите конференцию Консервативной партии, на которой выступил с вдохновенной речью. После коронации Елизавета II уже не стала возвращаться к событиям того лета, да это и не имело особого смысла. Но мы завершаем просмотр седьмого эпизода интересным упражнением в том, как бы это могло быть.
«Знаю, управление не моя работа, – говорит Елизавета раскаявшемуся маркизу Солсбери, которого она вызвала во дворец. – Однако я обязана обеспечить эффективное управление. Но как я могу это сделать, если мои министры лгут, сговариваются и скрывают от меня правду? Вы помешали мне исполнять мои обязанности. Вы самонадеянно препятствовали нормальному функционированию Короны».
Морган считает, что по отношению к Черчиллю королева была бы еще более сурова. «Я еще совсем молода и только начинаю служить своей стране, – говорит Елизавета. – И я бы никогда не подумала, что мне придется читать нотации человеку, который столько сделал для Британии и который настолько старше меня. Однако вы ведь были на моей коронации. А значит, вы своими ушами слышали, как я принимала клятву в том, что буду править своим народом в соответствии с существующим законом и традициями. И один из этих законов гласит, что избранный премьер-министр должен быть здоров как рассудком, так и телом. Это не назовешь завышенным требованием, вы согласны?»
«Да», – понуро отвечает удрученный премьер-министр. Королева продолжает: «Но, насколько я знаю, на прошлой неделе вы не были вполне здоровы рассудком и телом, верно? Однако вы предпочли не ставить меня об этом в известность. Это решение я воспринимаю как предательство доверия не только и не столько между нами как представителями неких институтов власти, но и на уровне наших личных отношений».
Сэр Джон (Джок) Руперт Колвилл (1915–1987)
Личный секретарь принцессы Елизаветы (1947–1949) и Уинстона Черчилля (1951–1955)
В первом сезоне сериала его роль исполняет Николас Роу.
Когда Уинстон Черчилль в 1951 году вернулся на Даунинг-стрит, он объявил, что офис личного секретаря премьера «пропитался социализмом», оставшимся от Клемента Эттли, и пригласил на эту должность Джока Колвилла. Тот служил помощником его личного секретаря на протяжении большей части войны. Так получилось, что именно проницательные по оценкам и забавные по форме дневники Колвилла являются основным источником информации о политических маневрах и злоключениях Черчилля в последние годы его пребывания на посту премьер-министра.
Как личный секретарь принцессы Елизаветы, Колвилл также испытал на себе характер будущей королевы, когда, не подумав, принял предложение лейбористского правительства отправить свадебное платье принцессы в турне коммерческих показов по всей Северной Америке. «Я могу назвать пять очень веских причин для того, чтобы этого не делать», – заметила Ее Королевское Высочество и тут же перечислила все возражения, которые Колвилл затем передал канцлеру казначейства. Через несколько дней тот прислал написанные от руки извинения, в которых признавался, что подписал предложение, не придав ему никакого значения. Он принял все доводы принцессы, и ее свадебное платье было снято с коммерческого показа.
Елизавета подходит к ящику, достает свою старую, много повидавшую тетрадь и открывает ее, исписанную детским почерком. «В 1867-м, – читает она раскаивающемуся премьер-министру, – Уолтер Бэджот писал: „Исполнение Конституции завязано на двух силах: деятельной и благородной. Монарх является благородной, а правительство – деятельной. Две эти силы эффективны, лишь когда поддерживают одна другую. Когда доверяют друг другу”. Ваше поведение, разрушающее это доверие, было безответственным и могло иметь весьма серьезные последствия для безопасности этой страны». Королева делает паузу, чтобы убедиться, что ее урок усвоен, а затем спрашивает премьер-министра: «Как вы чувствуете себя сейчас?» – «Лучше». – «Хорошо. Но достаточно ли вы здоровы, чтобы продолжать службу?» – спрашивает она, вынуждая Черчилля признать: «Недалеко уже то время, когда мне придется уйти». Здесь вымышленный диалог из сериала начинает идти в ногу с историей. Одним из положительных результатов июньского кризиса 1953 года стала готовность Черчилля признать, что его силы иссякают и что он должен уступить резиденцию на Даунинг-стрит.
Согласно мемуарам Колвилла, в начале августа 1953 года