Ефрем прочитал наизусть статью из торгового договора с греками:

– «Аще убежит раб от греков, пусть будет возвращен, а виновные в сем деле наказаны будут по закону русскому и закону греческому…» Ты понимаешь ли, безумный, что ты замыслил сотворить?! – распаляясь, кричал Ефрем. Мать твою будут искать у нас, а нашед, с меня возьмут виру, да еще и дорогу в Царьград закроют, яко нарушителю законов!

Зоря стоял с низко опущенной головой, и вспыльчивому, но доброму Ефрему стало его жалко.

– Ладно уж, хватит о сем, только выкинь дурь из головы. А я пойду к Андроклу. Буду говорить с ним об Ольгином выкупе.

Растроганный Зоря крепко поцеловал руку Ефрема.

– Спаси тебя бог, господине!

Ефрем сдержал свое слово. Он пришел к Андроклу на другой же день. Момент для переговоров выдался неблагоприятный. Незадолго до этого ростовщик ссудил протоиерея Евмения огромной суммой в пять тысяч номисм, а теперь сомневался, удастся ли получить с влахернца не только этот долг, но и остальные займы.

По городу распространились слухи, будто наследство сакеллария Гавриила совсем не так велико, как предполагалось. Узнали, что старик в последние месяцы жизни тайно занимался благотворительностью, и немало бедных семей благодаря авве Гавриилу вырвалось из тисков нужды.

«А вдруг авва Гавриил роздал все свои деньги, и Евмению достанутся пустые сундуки?» – холодея, думал Андрокл.

Обуреваемый такими мрачными мыслями, ювелир встретил русского купца недружелюбно. Переводчиком при разговоре служил дед Малыга.

– Приветствую тебя, почтенный Андрокл, достойный член славного цеха аргиропратов! – начал Ефрем.

– Приветствую и тебя, русский богатый гость, хотя не знаю твоего имени! – ответил ювелир.

– Меня зовут Ефрем, родом я из Великого Новгорода. У тебя в доме есть русская рабыня Ольга, и о ней-то я поведу речь.

Хитрый Андрокл сразу догадался, зачем пришел к нему русский купец, но сделал вид, что не понимает. Новгородцу пришлось разъяснить, что он явился для переговоров о выкупе Ольги. Намерение выкупить русскую пленницу возникло у него еще в прошлом году, когда он в первый раз побывал в доме Андрокла. Теперь появились деньги, чтобы это осуществить.

– Я должен подумать над твоим предложением, – сказал грек. Посоветуюсь с женой, узнаю, как вела себя рабыня Ольга и достойна ли она свободы – этого лучшего украшения человека.

Русский купец отлично понимал, что эти громкие, но пустые слова говорятся с определенным намерением: поднять цену на пленницу, с которой не желал расставаться Андрокл. Но Ефрему не хотелось портить отношения с ювелиром, и потому, сдержав себя, он простился с Андроклом дружелюбно и пообещал зайти завтра.

На следующий день его ждал жестокий удар. В упор глядя на посетителя круглыми совиными глазами, грек заявил:

– Я выяснил дело. Оказалось, что русская рабыня Ольга у меня в доме весьма нужный человек. Она нянчит моего сына Стратона, и он так ее любит, что называет матерью. А ты сам должен понять, почтенный Ефрем, что отрывать мать от ребенка – не угодное богу дело.

Малыга перевел слова ювелира. Новгородец побелел от ярости. Ему захотелось крепко выругаться, но он заговорил спокойно:

– Как прикажешь понимать твои слова, почтенный Андрокл? Ты отказываешься продать Ольгу? Напомню тебе: у нее двое родных детей, а ты сам говоришь, что жестоко разлучать мать с детьми.

– Кажется, ее дети достаточно взрослые, чтобы обходиться без материнской заботы, – сказал аргиропрат.

– Не твое дело судить об этом! – разразился новгородец. – И ты не имеешь права нарушать закон! Всякий раб имеет право на выкуп, и ты это знаешь. Я пойду с жалобой к эпарху.

– Не спеши, почтенный Ефрем! Я ведь не отказываюсь уступить Ольгу. Все дело в цене. Я назначаю сто номисм.

– Сто номисм?! – вскричал пораженный новгородец, услышав требование Андрокла. – Так дорого не продавался ни один раб в мире, даже одаренный многими талантами.

– Теперь такой случай будет, если ты не пожалеешь казны, – ядовито усмехнулся Андрокл. – Всякий товар ценится по его спросу. Я вижу, тебе очень хочется купить эту красивую невольницу, и назначаю свою цену.

– А любовь твоего сына к Ольге ты оцениваешь в сто номисм?!

– Да, я ставлю ее именно в такую цену, – издевательски ответил ювелир. – Сто номисм – деньги, а мальчик утешится через неделю.

– Теперь я буду думать о твоем предложении! – вскричал Ефрем и в гневе оставил эргастерий.

Грек пришел в отличное настроение: он удержит в своем доме любимую няньку Стратона, а если русский купец решит раскошелиться, ему, Андроклу, достанется хороший барыш.

Все русские на подворье святого Мамы были возмущены бесчестным поведением Андрокла, а отчаяние Зори и Светланы невозможно описать. Разбивалась их светлая мечта избавить мать от тягостного плена, вернуть ее на Русь, снова зажить всей семьей. Напрасно Угар пытался утешить их, внушить им хотя бы слабую тень надежды.

В эти трудные дни Светлана особенно оценила чуткость и деликатность Неждана. Он не выказывал свою любовь, не совался с ненужными утешениями, а только издали смотрел на девушку грустными и преданными глазами, готовый пойти для нее на какую угодно жертву.

– Любый… – беззвучно шептали губы Светланы.

Да, за долгие дни путешествия девушка в полной мере оценила беззаветное чувство Неждана и поняла, что ему, только ему одному может она отдать свое сердце.

Родные Ольги и сама она сознавали, что сто золотых даже для Ефрема огромная сумма, и вряд ли он при всей своей доброте решится ее выложить. Это означало бы для него завершить долгий и трудный поход без прибыли. И такими жалкими представлялись Зоре и Светлане те три или четыре гривны серебра, которые они могли бы предложить ему в возмещение расходов.

Зоря получил от купца Ефрема крепкий нагоняй за свой смелый замысел похитить мать из дома Андрокла и тайком увезти из Византии. А через несколько дней в голове Светланы родился план, который показался ей легко и просто осуществимым. Она решила предложить себя Андроклу в рабыни вместо матери.

Узнав об этом, потрясенный Зоря воскликнул:

– Да ты с ума сошла, Светланка! Такое выдумать!..

Девушка принялась горячо убеждать брата.

– Ты только подумай, Зорька, – говорила она, – какое горе будет бате, если мы вернемся из дальнего нашего похода без матушки.

– А без тебя? – возразил юноша. – Каково ему придется?

– У него, Зорька, останешься ты. Нас, детей, у бати двое, а матушка одна.

Сраженный таким доводом, Зоря долго молчал. Потом нерешительно спросил:

– Разве не страшно тебе идти в неволю такой молодой?