– Есть… – Она слабо махнула рукой.

– Деньги этим мерзавцам вы, конечно, вернете, так что особых претензий к вам ни у кого не будет. Ну, не прошла сделка, да и ладно. А вы обратитесь к Миллеру, он подберет покупателя на колье. Знаете Ивана Францевича?

– Нет…

– Ну, я это устрою…

В процессе разговора Леня выпроводил спотыкающуюся даму за дверь, помог спуститься с крыльца и усадил в машину.

– Все, трогай! – сказал он. – Собачке привет, Доротее!

– Спасибо вам… – Она слабо улыбнулась.

– Не тяни время! – рявкнул Маркиз, и лиловую «Инфинити» как ветром сдуло.

А Леня отправился в дом, пнув мимоходом бесчувственное тело Мити, валяющееся в крапиве.

В комнате бледный и помятый секретарь неизвестного Андрея Андреевича со стоном пытался подняться с пола. Леня с непонятным удовлетворением увидел, что его тошнит.

– Куда? – весело спросил он. – Куда это вы направились, любезнейший? Мы еще не поговорили!

Он поднял противного типа за воротник серого, изрядно мятого и грязного костюма и пихнул его на стул.

– Вот и веревочки пригодились, – говорил Маркиз, аккуратно связывая разрезанные веревки, – вы не беспокойтесь, я крепко завяжу, не вывалитесь.

– Ты кто? – хрипло спросил секретарь.

– Я твоя смерть в пальто! – ответил Леня. – Учитывая погодные условия, сейчас я в курточке.

– Ты не представляешь, с кем связался! – продолжал секретарь, с тревогой наблюдая за Лениной работой. – Ты против такого человека попер, что, считай, уже ты труп…

– Это ты так говоришь… – раздумчиво сказал Леня, – но ведь он-то пока не знает про меня ничего. А я вот уже здесь. И спокойно могу тебе качественно испортить жизнь. Вот сейчас спущу тебя в погреб и оставлю там на несколько часов. С крысами, как ты обещал той милой даме… А ты их боишься, я сам слышал. А твоему могущественному шефу я ничего плохого делать не собираюсь. Денежки за колье – вон они, в чемоданчике лежат, я их не трону. А что тебе крысы немного физиономию попортят или чего важное отгрызут – так кому ты нужен? Другого секретаря твой шеф найдет в два счета…

Очевидно, секретарь понял, что так оно и будет. Глаза его тревожно забегали.

– Чего надо? – хрипло спросил он.

– Давай рассказывай мне, кто такой твой шеф, отчего он такой странный способ выбрал – с клиентами встречаться.

– Кто такой – сам не знаю, вот честно, – вздохнул секретарь, – сам его толком ни разу не видел. Богатый он очень и очень опасный человек. Помешан на драгоценностях, в основном бриллианты скупает. Деньги людям дает хорошие, но у него фишка такая – с глазу на глаз с продавцами не встречаться.

– Кота в мешке покупает, что ли? – недоверчиво спросил Маркиз. – Как-то на него не похоже!

Тогда секретарь таинственного Андрея Андреевича рассказал схему покупки драгоценностей.

Его шеф велит владелице колье, или браслета, или перстня появиться на каком-нибудь приеме. Покрутиться на людях, в общем. А он уж найдет способ эту вещь разглядеть. И дает знать через секретаря, подходит ему драгоценность или нет. Чаще всего подходит. Потому что шеф рынок знает, в бриллиантах разбирается. Деньги хорошие платит за вещь, не скупится. Но требует, чтобы все было, как он скажет. Велит явиться в такой-то день в колье на смотрины – будь добра, явись как штык. А то вот один мужик третьего дня его продинамил. Был у них с шефом договор, что его жена придет на прием по случаю открытия галереи бутиков в Николаевском пассаже в колье, которое он хотел продать, а она не явилась. Шеф очень рассердился, сказал, что цену теперь снизит. И то сказать – он приперся, как дурак, а ее и нет. Если уж тебе так надо вещь продать, так подсуетись, сделай, как покупатель просит… Себе же лучше…

– Постой, постой! – Маркиза внезапно осенило. – Это не с Олегом Резуном твой шеф сговаривался о покупке колье? Там алмаз «Сердце Африки»?

– Точно. – Секретарь опасливо покосился на открытую дыру в крысиный подпол.

– Так-так… – протянул Маркиз, но решил оставить свои размышления до более удобного случая.

– Ну, сегодня вроде все шло хорошо, – разговорился секретарь, – совершили мы обмен, глянул я в машине – мать честная! Да колье-то совсем не то, да еще и поддельное… Я, знаешь, на этой работе тоже поднаторел малость, стал разбираться в бриллиантах. Ну, думаю, этой твари мало не покажется…

– Угу, дальше я знаю, – помрачнел Маркиз, – скажи уж, что за свою шкуру испугался.

– И это тоже, – согласился секретарь, – шеф крут.

– Ну ладно, пойду я, – сказал Леня, берясь за ручку ворота, – как говорится, извините за компанию…

– Эй, ты чего? – забеспокоился секретарь. – Я же тебе все рассказал, что знал… Не надо меня в подпол…

– Надо! – наставительно сказал Маркиз. – Очень надо! Потому что ты, паразит, оттого, что ту беспомощную женщину пытал, кайф получал. Садист ты, вот ты кто. Так что посидишь в подполе, узнаешь на своей шкуре, каково это, в следующий раз подумаешь, прежде чем человека туда запихивать.

– Я крыс боюсь! – заорал секретарь, видя, как стул опускается. – И темноты!

– Мало ли кто кого боится, – сказал Леня, – я вот, может, перед тещей своей трясусь как овечий хвост, а все равно каждое воскресенье к ней на обед езжу. Такова жизнь!

Тут Маркиз малость поднаврал – не ездил он на обед к теще, потому что тещи у него не было, оттого он ее и не боялся.

– Не дрейфь, – сказал он, склонившись над темным люком, из которого ощутимо пахнуло сыростью, – через час Витя-Митя очухаются, тебя вытащат.

В ответ из глубины погреба донесся матерный вопль.

– Ухожу, ухожу, ухожу… – пропел в ответ Леня и вышел, проверив тело Вити в сенях.

Качок очнулся и смотрел теперь на Маркиза осоловелыми глазами.

– Вот такие дела… – сказал Леня, сыто откинувшись на спинку стула.

– Еще чайку, Ленечка? – спросила Лола, с готовностью сорвавшись с места.

Она уже выслушала от него все, что он думает о бестолковых болтушках, которые не могут выполнить самого простого задания и благодаря которым человек запросто может попасть в неприятную ситуацию.

– Из-за тебя безвинную женщину под удар подставил! Ведь инфаркт она могла получить в подполе этом! – гремел Леня. – А все почему? Потому что кто-то вместо того, чтобы работать, точит лясы с подружками!

Лола представила темный сырой погреб, где пахнет плесенью, по углам шуршат огромные крысы, и полностью признала свою вину. Она прижимала руки к сердцу, кланялась и повторяла, как заведенная: «Виновата, батюшка!»

Образ этот был взят Лолой из малоизвестной пьесы не то Лескова, не то Писемского. По роли полагалось еще вытирать выступившие слезы рукавом вышитой рубахи, но в данный момент на Лоле была маечка вовсе без рукавов.