человеком, пока насовсем не уйдет из кино. Бардо способна быть лишь кем-то таким, о ком вечно сплетничают, над кем насмехаются. Она превратилась в объект для пересудов и посторонних любопытных глаз, в ту, на кого вечно показывают пальцем. Она ненавидит одиночество, но именно на него она теперь обречена большую часть своего времени».

Через несколько лет, в интервью одной американской газете, Мастроянни показал себя с самой худшей стороны, заявив: «Брижит не слишком разборчива в том, что касается мужчин. Она — жертва тех, кто в нее влюбляется и благодаря ей становится знаменит. Они живут за счет ее имени, и по сути своей все они одного поля ягоды — сосунки, ровным счетом ничего из себя не представляющие. Они добиваются известности, а затем доходят до ручки — то у них, видите ли, нервный срыв, то они не могут дослужить срок в армии. Счастье, что они не слишком часто снимаются в кино, а то, глядишь, Франция совсем останется без армии».

Понимая, что работа над фильмом оставила в душе Брижит неприятный осадок, Гуз-Реналь, чтобы как-то развеять ее дурное настроение, организовала в Париже торжественную премьеру. Брижит пообещала почтить ее своим присутствием, так что был приглашен «Le Tout Paris» — весь Париж.

В день премьеры Гуз-Реналь лично украсила ложу, где будет сидеть Брижит, наполнив ее цветами. Она несколько раз проверила каждую мелочь, чтобы убедиться, что к прибытию Брижит все будет в полном порядке.

В семь часов раздался телефонный звонок. Звонила Брижит, чтобы сказать ей, что не придет.

Гуз-Реналь была в ужасе. Она принялась умолять Брижит: «Ты не можешь так поступить со мной. Ты не имеешь права менять свое решение».

На что Брижит ответила: «Но ведь этот фильм о моей жизни».

Гуз-Реналь уговаривала: «Но ведь здесь соберется весь Париж, и ты обещала приехать».

Брижит призналась: «Но если я приеду, а всем известно, что этот фильм обо мне, я буду чувствовать себя совершенно раздетой, совершенно голой».

Вот и все, что она смогла сказать. Но Кристине Гуз-Реналь было и без того понятно, что подруга пыталась объяснить ей: «Одно дело демонстрировать всему миру свое тело. Куда труднее обнажать душу».

«Что мне оставалось делать? Я сказала ей, что отлично ее понимаю, и это было действительно так. Так что премьера состоялась без нее».

Чтобы довести развод до конца, Жак Шарье в 1962 году нанял молодого адвоката по имени Жиль Дрейфус. Суд вынес решение, что ребенок остается с отцом, и оно так и не было опротестовано. Ни Брижит, ни Шарье лично не появились в зале суда. Он в это время снимался в Италии. Она вместе с Сэми Фреем каталась на лыжах в Мерибеле.

Пройдет не менее пяти лет, прежде чем она начнет уделять Николя хоть чуточку материнского внимания.

Команда Бардо — Вадим вновь, как и планировалось, собралась вместе для работы над лентой «Отдых воина», а когда съемки завершились, Брижит во второй раз заявила о своем намерении уйти из кино.

«В жизни, — сказала она, — порой стоит сделать шаг назад. Я снимаюсь вот уже десять лет без передышки. Мне надо разобраться в собственных чувствах».

Вадиму оставалось лишь развести руками. «А на что она еще способна? Разве что стать оформителем интерьеров?»

В ближайшие 12 месяцев Бардо снялась еще в четырех фильмах.

Она не сумела противостоять соблазну, когда Жан-Люк Годар предложил ей ведущую роль в картине по мотивам романа Альберто Моравиа. Книга называлась «II Disprezzo» («Призрак в полдень»), однако экранизацию озаглавили «Le Мерris» («Презрение»). Кроме того, в фильме были заняты такие актеры, как Джек Палане и Мишель Пикколи, а в эпизодах появлялись режиссер Фриц Ланг и даже сам Годар. Продюсеры Жозеф Левин и Карло Понти заплатили Бардо 2,5 миллиона франков — на тот момент то был самый крупный из полученных ею гонораров. Когда же Брижит узнала, что в фильме предполагается постельная сцена, она потребовала, чтобы Ольга Хорстиг-Примуц выторговала дополнительно еще 100 тысяч франков, и лишь затем согласилась сняться в этом эпизоде.

Ее героиню в этом фильме звали Камилла Жаваль, и спустя годы историки кинематографа придут к выводу, что это и есть истинное имя Бардо. Они напишут, что Брижит Бардо — не более чем псевдоним, а по-настоящему ее зовут Камилла Жаваль. Безусловно, это досужий вымысел. Но даже и в весьма уважаемых исследованиях на тему кинематографа эта ошибка встречается до сих пор.

Пока Годар снимал в Италии «Презрение», Жак Розье, бросив пристальный взгляд на фоторепортеров, от которых не было отбоя даже на съёмочной площадке, наставил на них свою камеру, и в результате получился документальный фильм, названный просто — «Папарацци».

В Италии ажиотаж, вызванный присутствием Брижит — эти вечные толпы зевак и фоторепортеры — стал сущим бедствием.

«Каждый раз, когда я произношу что-то перед журналистом, — заметила Брижит, и на лице ее читалось нескрываемое отвращение, — я зарабатываю для него пятьсот франков. То же самое касается фотографов».

Чтобы как-то расквитаться с ними — или, по крайней мере, попытаться это сделать, — Брижит решила захватить с собой собственного фотографа, чтобы он всегда находился при ней. Эта работа досталась человеку, который на протяжении сорока лет останется ее другом — Жикки Дюссару.

«Она — женщина-ребенок и одновременно олицетворение женской свободы, — говорит он. — Последняя из кинозвезд. А это значит, что ее порой чертовски трудно фотографировать. Прежде всего, вопреки расхожему мнению, она ненавидит позировать обнаженной. На этот счет Брижит весьма щепетильна. Поэтому всякий раз, как я фотографировал ее обнаженной, она слегка смущалась. Ей словно было известно, что никогда не следует раскрывать себя до конца. Ну а потом, где-то через час, ей это успевало наскучить. Я мог за час сделать где-то пятьдесят ее снимков, но затем ей это надоедало и она говорила: «Хватит». Даже в кино она не любила выставлять напоказ свою попку».

Что еще более важно, Дюссар не просто был ее личным фотографом, но и родственной душой. Их знакомство с Брижит состоялось, когда та с Вадимом жила на улице Шардон-Лагаш. Она считает Жикки не только кем-то вроде старшего брата — себя она при этом называет «невыносимой сестренкой», — но и поселила его в Сен-Тропезе в доме, что стоит на принадлежащем ей участке, рядом с Гарригом. Их давняя дружба проистекает из свойственного им обоим чувства юмора. Они обожают подначивать друг друга. Как-то раз во время съемок «Презрения» Брижит сидела в уголке павильона и чистила себе апельсин. В это время откуда-то