Мы с Бесси немного прошли молча. Я ничего не говорила, боясь помешать Бесси. Девочка, видимо, не любила, когда ее перебивали.

— Я боялась, что она наделает глупостей, — очень тихо продолжала девочка, косясь на меня из-под своей широкополой шляпки. — Ну, раз вы дочка доктора и все такое, вы, наверное, понимаете, о чем я.

— Да, наверное, понимаю, — ответила я.

Многие девушки, попав в безвыходное положение, действительно часто делали глупости, а потом звали моего отца, который спасал им жизнь. Они пили всевозможные отвары, которые, но их мнению, стимулировали выкидыш. Как правило, никакие отвары не помогали. Некоторые обращались к так называемой бабке-знахарке, какой-нибудь старой карге, которая либо продавала несчастным сомнительные снадобья, либо делала гораздо, гораздо хуже. После вмешательства знахарок несчастные часто умирали от заражения или потери крови.

Бывало, что семья несчастной девушки отказывалась от нее, но случалось и по-другому. Иногда родственники весьма ловко скрывали правду. Многие дети в наших краях привыкали называть родную мать «сестрой» или «тетей» и не ведали о том, кем она на самом деле им приходится, пока не вырастали. Впрочем, часто они не узнавали правду и став взрослыми.

Мэри Ньюлинг рассказывала мне о таких случаях в нашем городке, когда я выросла и мы вместе чистили на кухне картошку. Она делилась со мной охотно, понимая, что я так же сохраню тайну, как мой отец по отношению к своим пациентам. Наверное, одновременно она и предостерегала меня на чужом дурном примере, а заодно напоминала, что у меня нет близкой родственницы — матери или старшей сестры, — которая поспешила бы ко мне на помощь.

— Ну и что такого, что ребенка приписывали себе замужняя сестра или бабушка, если его родная мать оказывалась слишком молодой? — спросила Мэри, когда я выказала ей свое изумление. — Все выглядело очень натурально. Бывает, и у женщин постарше рождаются поздние дети. Если в результате девушка не лишается возможности выйти замуж за хорошего молодого человека, в чем тут вред?

Потом Мэри замечала:

— По-моему, к такому безобразию привела мода на кринолины. Под широкими обручами не видно большого живота!

После рассказов экономки я невольно начала гадать, что творится за почтенными фасадами так называемых порядочных домов. Слова Мэри Ньюлинг весьма способствовали моему раннему развитию. Как и у меня, у Маделин не было ни матери, ни сестры, которые могли бы приписать ее ребенка себе и спасти ее честь. Естественно, Бесси, не по годам осведомленная обо всех тяготах жизни, боялась самого плохого.

— Значит, когда она в тот день ушла из дома, ты надеялась, что она собирается выйти замуж? — спросила я.

— Да, мисс! — Бесси энергично закивала. — По-моему, она и собиралась замуж — во всяком случае, она так думала! Она была счастлива. Я впервые за много недель увидела, как она улыбается. В то утро она поджидала меня. Я, как всегда, принесла ей воду. Мисс Хексем уже оделась к выходу и очень волновалась. «Бесси, — сказала она, — ты поможешь мне осуществить мой замысел?» Я обещала ей помочь. «Ну что ж, — говорит она, — пожалуйста, следи, когда по улице проедет пустой кеб, лучше всего четырехколесный. Они ездят медленно, потому что кебмены всегда ждут, что их остановит пассажир. Если увидишь такой экипаж, беги на улицу и останови его. Только попроси подождать за углом, объясни, что скоро выйдет дама, которая не хочет, чтобы ее заметили». Так я и сделала. Услышала, как по булыжникам грохочут колеса, выглянула в окошко и увидела точно такой экипаж, какой хотела мисс Хексем. Миссис Симмс тогда как раз была занята, отдавала распоряжения Уилкинс, а Эллис ушла наверх стелить постели. И мистера Симмса тоже не было — он ушел к виноторговцу. Я незаметно поднялась по черной лестнице и выбежала на улицу. Правда, когда я увидела кебмена, то чуть не передумала. — Бесси презрительно хмыкнула.

— Почему? — спросила я.

— Лицо у него было такое, что ночью увидишь — испугаешься, — ответила Бесси. — Такое словно на нем кто-то отплясывал джигу!

Тут я резко остановилась, и Бесси едва не упала. Я схватила ее за руку.

— Что с вами, мисс? — Она вопросительно посмотрела на меня.

— Нет-нет, ничего. Кажется, я знаю того кебмена. Что он сказал тебе, когда ты объяснила, что от него требуется?

— Я велела ему подождать за углом даму, как и просила мисс Хексем. А он и говорит: «Хо-хо! Вот, значит, как? Куда же прикажешь везти твою даму?» Я ответила, что дама сама ему скажет. А он мне: «Почем я знаю, что не попаду в неприятности?» А я ему: какие могут быть неприятности в том, что он возьмет пассажирку? А уж куда пассажирка поедет, — это ее дело. Кебмену, мол, только и надо, что довезти ее до места. Ну, я еще и добавила: мол, с такой-то внешностью у него самого наверняка неприятностей хватает! Понимаете, я так нарочно сказала, чтобы он понял, что я ни от кого дерзости не стерплю. А он ткнул в свою расквашенную физиономию и говорит: «Я ношу эти шрамы, как медаль. Я их честно заработал на боксерском ринге». — Бесси фыркнула. — Никогда не слыхала, чтобы на боксерском ринге можно было что-то заработать честно! Правда, болтать с ним мне было недосуг; я все боялась, что миссис Симмс выглянет и увидит меня. Я дождалась, пока он уехал за угол, как велела, а сама побежала к мисс Хексем. Она быстро надела шляпку и шаль, вышла на улицу и села в кеб. Больше я ее не видела.

Голос у девочки сорвался, и она шмыгнула носом. Я дала ей свой платок.

— Спасибо, мисс! — сказала она и высморкалась.

— Пошли! — отрывисто приказала я. — Мы должны спешить. Нельзя терять ни минуты!

— Куда мы? — спросила Бесси, еле поспевая за мной.

— На стоянку кебов у вокзала Кингс-Кросс! Кажется, нам сюда… Или, может, ты знаешь короткую дорогу? Похоже, я знаю того кебмена, о котором ты говорила! Мы должны найти его. Надеюсь, он рано или поздно вернется на стоянку и вспомнит мисс Хексем и то место, куда он ее отвез!

Бесси объявила, что знает более короткую дорогу. Попросив меня верить ей и не бояться, она забежала вперед и нырнула в лабиринт узких улочек, в котором я вскоре утратила всякую способность ориентироваться. Больше всего я боялась, что потеряю и свою проводницу. Здесь дома лепились один к другому; владельцы мелких лавчонок выкладывали свои товары прямо на улице и громко зазывали прохожих. Рулоны дешевых материй сменялись плетеными корзинами, зонтиками, кастрюлями, сковородками, мешками с рисом и тапиокой. Из мясных лавок воняло запекшейся кровью и тухлятиной; над кусками мяса вились тучи мух. В других лавках торговали животными, канарейками в маленьких клетках, учеными мышами. Щенки, едва открывшие глаза, спали, привалившись друг к другу; в мисках с мутной водой плавали золотые рыбки. Над соседней лавкой висела металлическая рука, с которой свисали три шара; то была лавка ростовщика, который прятался где-то внутри, в полумраке, словно паук в паутине. В некоторых местах не только покупали, но и продавали: старую одежду, украшения, книги и домашнюю утварь, такую жалкую и потрепанную, что оставалось только гадать, кто польстится на такой хлам.