— Она присутствовала на допросах?

— Часто, — ответил Шенк. — Это была её работа как переводчицы. Но что случилось?

— Простая формальность, герр штурмбаннфюрер. Нас интересует насколько Ева Шрат впечатлительна.

— Она лично при мне пристрелила одного партизана.

— Что? — удивился Курбис.

— А что такое? Это вас удивляет, штурмфюрер?

— Я ничего такого не знал за фройлен Шрат. Благодарю вас за информацию, штурмбаннфюрер. Хайль Гитлер!

Курбис положил трубку и срочно пошел докладывать Лютеру. Теперь никаких сомнений не осталось.

Лютер также был удивлен сведениями и решил времени больше не терять.

— Будем использовать вашего карлика, Курбис.

— Я все приготовлю. Я думаю, что затягивать мы не стаем.

— Да. Все готовьте на завтра. Но помните, что она не один раз видела допросы. И сразу заметит, если действие будет ненатуральным.

— Вы же сами видели Карла в деле, герр Лютер. Все будет как на настоящем допросе…

* * *

В 14.50 на столе гауптштурмфюрера Лютера зазвонил телефон.

Лютер снял трубку:

— Лютер у аппарата!

— Это штандартенфюрер Бок!

— Да, герр штандартенфюрер!

— Что с Евой Шрат? Она вам что-то рассказала?

— Пока нет. Но я намерен провести допрос другого рода, и уверен, что добьюсь результата.

— Отпускайте Шрат, Лютер.

— Что вы сказали?

— Отпускайте Шрат!

— Но…

— Я отдал приказ, Лютер. Для вас я сделал все, что вы просили. Но рисковать своей головой не стану.

— А что случилось, герр штандартенфюрер?

— Группенфюрер Мюллер заявил мне, что я лично несу ответственность за свое решение арестовать Шрат. Если докажем её причастность к враждебной деятельности, то получим награды. Но если нет — ответим. Ибо Мюллеру по этому поводу звонил рейхсфюрер СС.

— Сам рейхсфюрер Гиммлер?

— Именно так. И если у вас сейчас нет ни одной зацепки, то вам нужно извиниться перед фройлен и отпустить её.

— Я только начал работать с Евой Шрат. Но я уверен, что дело перспективное. Дайте мне время, герр Бок.

— Вы меня, что не слышали, Лютер? Делом интересуется Гиммлер!

— Но он не знает обстоятельств! Я могу раскрыть шпионскую сеть, герр штандартенфюрер. И я чувствую, что иду в верном направлении.

— Ранее все было проще, Лютер. А теперь ответственность лежит на мне.

— Я готов принять всю ответственность на себя, герр штандартенфюрер!

— Вы только капитан и следователь Лютер, а я полковник и начальник гестапо! Поэтому группенфюрер спрашивать станет с меня! Выпускайте Шрат!

— Как прикажете, герр штандартенфюрер!

Лютер положил трубку. Пока «рыбка сорвалась с крючка». Но Лютер так этого дела не оставит…

Глава 15

«Валькирия»

Потсдам.

Второй особняк барона фон Нейрата.

Четверг. 20 июля, 1944 год. 11 часов.

Ева Шрат, как только получила свободу, сразу явилась к оберштурмбаннфюреру Вильке. Она знала кому обязана своим освобождением. Лютер ничего не скрывал о неё, когда отворил перед ней двери.

— Мы с вами еще встретимся, фройлен Шрат. Сейчас вас спасли ваши заступники. Но так будет не всегда. Можете мне поверить.

Вильке приказал Еве отправляться в Потсдам.

— В Потсдам?

— Именно. Там сейчас многие ваши знакомые по особняку барона фон Нейрата. Перебрались из Берлина.

— Я снова еду в дом барона?

— Да у Нейрата есть дом и в Потсдаме.

— Как я поеду?

— Я отвезу вас, фройлен.

— Вы сами?

— Да. Вы пострадали и вели себя там, где были, блестяще. И потому я вам должен, фройлен Шрат….

* * *

Фридрих Вильке вывез Еву из города 19 июля в 11.40. В машине он рассказал ей то, чего не захотел говорить в кабинете.

— Вам стоит исчезнуть из Берлина, фройлен.

— Но Лютер меня отпустил.

— Это пока, Ева. Я немного надавил на его шефа Бока через Танцмана. Но положение наше с вами шаткое. Мы еще не обыграли Лютера. Я бы даже сказал, что он лидирует.

— Он хотел, чтобы я стала участником вашего обвинения, герр Вильке. Но его доводы смехотворны.

— А вот здесь вы ошибаетесь, Ева. Лютер настоящая ищейка. И он взял правильный след. Но ему нужно время чтобы все раскопать.

— Но что он может раскопать?

— Дело 1942 года в Харькове, если его разобрать детально, покажет, что тогда я проиграл! Но я выдал все за свою победу.

— И вы сделали это намеренно? Вы работали на большевиков?

— Нет. Но я проиграл игру большевикам, Ева. Тогда я проиграл! Мне не простили бы второго промаха, после того как я промахнулся осенью в 1941-го года.

— Значить вы виновны в том, что говорит Лютер?

— Виновен. В подтасовке фактов. Но я не изменник, Ева. А Лютер желает доказать обратное.

— И что делать?

— Мы едем в Потсдам. Вам нужно будет немного погостить в доме барона фон Нейрата. Эльза фон Нейрат готова вас принять. Она считает вас пострадавшей.

— А её отец?

— Он в Берлине.

— Все так серьезно, Фридрих? — спросила Ева.

— Да. Мы только выиграли немного времени, Ева. Я сам скоро могу оказаться в тюрьме гестапо. Мое положение стало не просто шатким. Я стою на самом краю. Боюсь, что мне припомнят все, Ева. Потому Танцман и сказал мне забрать вас и уезжать из Берлина.

— Значит, мы бежим? — спросила она. — Вы сами ведете машину. Вы не взяли шофёра.

— Пока я выехал по заданию бригаденфюрера Танцмана. Но он не просто так отправил меня. Танцман готов сдать меня.

— Зачем?

— У него нет выбора, Ева. Вместе со мной он утонуть не пожелает. А отвечать придется ему, если меня арестуют. И первое что он сделает в такой ситуации — полностью откажется от меня и от вас.

— Но я не дала никаких порочащих вас показаний в гестапо, герр Вильке.

— Гауптштурмфюрер Лютер накопал на меня много и без ваших показаний. И если подать эту информацию в нужное время, со мной будет кончено. Моя связь с Лайдеюсером, Ева.

— Он майор Абвера, а не офицер СД.

— Но Лютер связывает его со мной, разве не так, Ева?

— Да. Это главный объект его обвинений против вас.

— Все верно. Лайдеюсер был на подозрении, и я вернул его на службу. И затем его захватили красные.

— Лютер утверждает, что сам Лайдеюсер перешел к ним, — сказала Ева.

Вильке кивнул и сказал:

— И если выяснится по линии агентурной разведки, что он сотрудничает с красной контрразведкой, то мне уже не отмыться. А очевидно, что так и будет.

— А моя работа в особняке фон Нейрата?

— Спасти меня и вас может чудо, Ева. Боюсь что все наши сведения, что я передал Танцману, а он рейхсфюреру, ничего не стоят. Вы не добыли дневников барона.

— Я не смогла.

— Нечего про